Книга Невеста Борджа - Джинн Калогридис

Однако в этой комнатушке, за скромным алтарем, обнаружилась еще одна дверь, на этот раз закрытая. Она вела еще дальше вглубь, и сквозь щели пробивался тусклый мерцающий свет.

Меня охватило возбуждение, смешанное со страхом. Так что, служанка все-таки сказала правду? Я уже видела смерть. Разветвленная королевская семья несла потери, и меня проводили мимо бледных тел младенцев, детей и взрослых. Но мысль о том, что может находиться за этой дверью, подвергла мое воображение серьезному испытанию. Что я там увижу? Скелеты, сваленные друг на друга? Гору разлагающихся тел? Ряды гробов?

Мое предвкушение сделалось почти нестерпимым. Я быстро прошла через узкую комнатку с алтарем и дрожащей рукой взялась за бронзовую ручку двери, ведущей в неведомое. В отличие от прочих дверей, которые были вдесятеро шире и вчетверо выше меня, эта была такой, что в нее еле мог пройти человек. Я рывком распахнула дверь.

Только холодное высокомерие, унаследованное вместе с отцовской кровью, заставило меня не завизжать от ужаса.

Комната была погружена в полумрак, и трудно было понять, какой величины она на самом деле. Моему детскому взору она показалась огромной и беспредельной — отчасти из-за темноты необработанного камня. Лишь три тонкие свечи освещали стены без окон: одна на некотором расстоянии от меня и еще две на больших железных канделябрах по сторонам от входа.

Прямо за ними стоял приветствующий меня хозяин; лицо его было озарено мерцающим светом свечи. Точнее, он не стоял, а был прислонен к столбу, поднимающемуся из-за его макушки. На нем был синий плащ, прикрепленный на плечах к золотому камзолу, украшенному изображениями флёр-де-лис. Грудь и бедра охватывали веревки, привязывавшие его к столбу. Проволока, соединенная с рукой, подняла ее и заставила согнуться в локте; ладонь была слегка развернута в приглашающем жесте.

«Входите, ваше высочество».

Его кожа напоминала лакированный сиенский пергамент, глянцевый на свету. Она была туго натянута на скулах, обнажая коричневые зубы в ужасной усмешке. Его волосы — возможно, при жизни роскошные — состояли из нескольких тусклых каштановых прядей, свисающих со сморщенного скальпа. А глаза…

О, его глаза! Прочим его чертам дозволили ужасно съежиться. Губы почти исчезли, уши превратились в толстые маленькие валики, торчащие из черепа. Нос, вдвое тоньше моего мизинца, утратил ноздри и теперь заканчивался двумя зияющими дырами, усиливая сходство со скелетом. Но исчезновения глаз не потерпели; в глазницы были вставлены тщательно подогнанные и отполированные глазные яблоки из белого мрамора, с искусно нарисованной зеленой радужкой и черными зрачками. Мрамор поблескивал на свету, создавая у меня ощущение, что за мной наблюдают.

Я сглотнула. Меня била дрожь. До этого момента я была ребенком, увлекшимся дурацкой затеей и думающим, что все это игра, приключение. Но в этом открытии не было ни дрожи восторга, ни безудержной радости, ни веселья непослушания — лишь осознание того, что я влезла во что-то очень взрослое и ужасное.

Я шагнула к стоящему передо мной существу, надеясь, что я чего-то не разглядела, что оно никогда не было человеком. Я нерешительно коснулась бедра в атласных штанах и почувствовала выделанную кожу, а под ней — кость. Ноги заканчивались тонкими икрами, обтянутыми чулками, и красивыми туфлями из стеганого шелка, не несшими никакого веса.

Я отдернула руку. Сомнения рассеялись.

«Как ты можешь утерпеть, Альфонсо? Неужели тебе не хочется узнать, правда ли это?»

«Нет. Потому что это может оказаться правдой».

Как же мудр был мой младший брат! Сейчас я больше всего на свете желала позабыть то, что только что узнала. Все мои представления о деде оказались поколеблены. Я считала его добрым стариком, который вынужден быть суровым из-за бремени правления. Я верила, что бароны, бунтовавшие против него, были плохими людьми, любившими насилие просто потому, что они французы. Я верила, что слуги, говорившие, что люди презирают Ферранте, врут. Я слыхала, как горничная Ферранте шепталась с донной Эсмеральдой о том, что король сходит с ума, и лишь посмеялась над ними.

Теперь же, столкнувшись с немыслимой чудовищностью, я не могла смеяться. Я дрожала, и не из-за представшего моим глазам кошмарного зрелища, а от осознания того, что кровь Ферранте течет в моих жилах.

Спотыкаясь, я прошла в середину комнаты и увидела в тени еще с десяток тел; все — прислоненные к подпоркам и привязанные, мраморноглазые и недвижные. Все, кроме одного.

Одна из фигур, державшая в руках зажженную свечку, повернулась ко мне. Я узнала моего деда, хотя в этом мерцающем свете его лицо с белой бородой сделалось бледным и призрачным.

— Санча, это ты? — Он слабо улыбнулся. — Ага. Значит, мы оба воспользовались случаем, чтобы под шумок ускользнуть от толпы. Добро пожаловать в мой музей мертвецов.

Я ожидала, что дед придет в ярость, но он вел себя так, словно принимал гостей на дружеской вечеринке.

— А ты хорошо держишься, — сказал он. — Не пискнула и даже потрогала старину Роберта. — Он кивком указал на ближайший к входу труп. — Очень храбрая. Твой отец был намного старше тебя, когда впервые попал сюда. Он закричал, а потом разревелся, словно девчонка.

— Кто они? — спросила я.

Мне было противно, но любопытство требовало выяснить все до конца.

Ферранте плюнул на пол.

— Анжуйцы, — ответил он. — Враги. Вот этот, — он указал на Роберта, — был графом, дальним родичем Карла Анжуйского. Он поклялся, что займет мой трон.

Дед испустил довольный смешок.

— Ты сама видишь, кто что занял. — Ферранте тяжело двинулся к бывшему сопернику. — А, Роберт? Кто смеется последним?

Он обвел рукой это жуткое собрание. В голосе его внезапно прорезался пыл.

— Графы и маркизы и даже герцоги. Все они предатели. Все добивались моей смерти. — Он умолк, стараясь успокоиться. — Я прихожу сюда, когда мне нужно вспомнить о моих победах. Вспомнить, что я сильнее моих врагов.

Я оглядела этих людей. Очевидно, музей укомплектовывался на протяжении какого-то срока. У некоторых тел до сих пор были пышные, густые волосы и бороды; другие выглядели несколько потрепанными, как Роберт. Но все они были одеты, в соответствии со своим благородным происхождением, в шелк, парчу и бархат. У некоторых на поясе висели мечи с золотыми рукоятями. На других были плащи с горностаевой опушкой, расшитые драгоценными камнями. На одном была черная бархатная шляпа с белым страусиным пером, игриво сдвинутая набок. Некоторые просто стояли. Другим придали разнообразные позы: один упер руку в бедро, другой положил ее на рукоять меча, третий поднял ладонь, указывая на своих собратьев.

И все смотрели перед собой невидящим взглядом.

— Их глаза, — сказала я. Это был вопрос.

Ферранте взглянул на меня сверху вниз.

— Жаль, что ты женщина. Из тебя получился бы хороший король. Ты больше всех похожа на своего отца. Ты гордая и безжалостная — в точности как он. Но в отличие от него, у тебя достаточно присутствия духа, чтобы поступать так, как нужно королевству. — Он вздохнул. — Не то, что этот дурень Феррандино. Все, что ему нужно, — это восхищение красивых девчонок да мягкая постель. Ни хребта, ни мозгов.