Книга Судьба боится храбрых - Андрей Имранов

Тим остановился и сглотнул. Он пока еще не был испуган, скорее, охвачен недоумением и какой-то иррациональной злостью на взбесившийся мир, который, похоже, решил сегодня Тима довести до точки.

— Блин, — сказал он с чувством, — какая сволочь все это… — и замер, не договорив, потому что не услышал ни единого своего слова. Звуки словно вязли в липкой черноте, и это обстоятельство почему-то вдруг напугало Тима куда больше остальной чертовщины. Он неслышно заорал, уронил сумку и бросился вперед, совершенно не думая о том, что там, в темноте, может оказаться что угодно — да хотя бы та же пропавшая лестница, об которую на такой скорости вполне можно неслабо навернуться. Но лестница не попалась. Продолжая беззвучно орать, Тим совершенно неожиданно, без малейшего перехода, вдруг выскочил из темноты на свет. Никаких препятствий под ногами не было, он споткнулся просто от неожиданности. И полетел прямиком в оказавшегося на дороге мужика, безмятежное лицо его мелькнуло в поле зрения Тима, потом он врезался мужику в живот, и оба они рухнули на землю. Разлеживаться Тим не стал, а быстро вскочил и поспешил извиниться.

— Ох, простите, пожалуйста, я не хотел, — сказал он быстро. — Я вообще сегодня на людей весь день натыкаюсь, извините. — И сейчас же понял, что в окружающем мире что-то не так. — Ой, — только и сказал он, глядя на лицо поднимающегося с земли человека. Было это лицо спокойным и бессмысленным, а прямо на нем — на лице — толстыми черными линиями было нарисовано что-то вроде паутины. Одет мужик был… непонятно во что. Если взять простыню, проделать в середине дырку и продеть через нее голову, то получится такая одежда. Типа пончо, которые носят мексиканцы и некоторые ковбои в вестернах. Только пончо делают из ткани поплотнее и покрасивее, а не из такой — изорванной и грязной. А еще — взгляд Тима скользнул в сторону, да и остался там, как приклеенный — за спиной «мексиканца» не было питерского дворика. Там было метров пять сухой каменистой земли, обрывающейся прямо в пронзительно-голубое небо. И было это настолько ненормально, что Тим даже негромко застонал от такого наглого попрания всех существующих законов.

Кто-то произнес за его спиной несколько слов на незнакомом языке, и Тим медленно обернулся. У него не было совершенно никаких ожиданий насчет того, что он увидит, если бы там стоял весь педсовет школы нагишом и с портретом Зидана в руках — он бы, пожалуй, не удивился. На какое-то время способность удивляться у него выключилась, — наверное, от перегрузки. Но ничего настолько сверхъестественного его взору не открылось. За его спиной, подбоченившись одной рукой, стоял и смотрел на него пронизывающим взором мужчина в белых с серебристым шитьем одеждах свободного покроя. Там вроде были еще люди, но у этого — в белой одежде — было в глазах что-то, не дававшее Тиму отвести взгляд. И Тим просто стоял и стоял, как кролик перед удавом, глядя в два стальных дула, за которыми таилось нечто такое, чего и сама смерть испугалась бы. Человек слегка прищурился, отвел взгляд и сказал что-то вопросительным тоном. Тим, освободившись от гипнотического наваждения, мотнул головой и словно немного очнулся. По крайней мере, он смог увидеть еще двоих участников этой сцены. Сидел неподалеку на корточках другой «мексиканец», а чуть поодаль стоял еще один человек, вроде в серых одеждах, но его Тим не стал рассматривать, поскольку заметил нечто более интересное: рядом с этим человеком, прямо в воздухе, висел диск чернильного мрака метров двух в диаметре.

Тим вздрогнул и, повинуясь какому-то неосознанному, но очень яростному порыву, бросился к диску. Он совершенно ничего в этот момент не понимал, останови его кто и спроси, зачем он бежит и куда, — Тим не только затруднился бы с ответом, он и вопрос бы не сразу понял. Видимо, к диску его влек инстинкт самосохранения. Или интуиция, или предчувствие. Неважно, как назвать, важно то, что до цели он не добежал — в двух шагах от черной плоскости Тим вдруг ощутил, что земли под ногами нет. Ощутил, но не осмыслил и продолжал быстро перебирать ногами, пока человек в белом, демонстрируя недюжинную силу, держал его за шиворот на вытянутой руке прямо перед своим лицом. Как котенка. Потом сказал что-то и легко отбросил Тима в сторону. Тим упал неудачно, больно ударившись о какой-то камень. Боль вспыхнула в боку и ушла, отодвинулась куда-то на задний план, как сказавший свою реплику актер третьего плана. Главная роль в этом спектакле принадлежала явно не ей. Тим приподнялся и увидел, как диск начинает мелко мерцать, а потом, с негромким хлопком, исчезает совсем. Тим хныкнул и обмяк. Что-то надломилось в нем. Мама, Питер, дом… как и когда он теперь попадет домой?

Человек в белом заглянул ему в лицо, что-то сказал и ушел — шаги затихли вдали. Потом его принялись осторожно поднимать. Тим огляделся и увидел все тех же «мексиканцев»-оборванцев — с отстраненными выражениями на изрисованных паутиной лицах, они тянули его вверх за предплечья, вынуждая встать на ноги. Тим, однако, еще не пришел в себя — ему просто было все равно. «Никуда не пойду, — подумал он с отчаянием обиженного ребенка. — Вам нужно, вы и несите». Тим ожидал какой-нибудь реакции со стороны поднимающих его оборванцев, но те, поняв, что Тим не собирается шагать сам, просто потащили его по тропинке, держа с обеих сторон за предплечья. Ноги Тима волочились по земле, пару раз чувствительно приложившись об камни. И боль от ушибов слегка взбодрила Тима.

— Пустите, — сказал он, дергая плечами и вставая на ноги.

Оборванцы ничего не сказали, но отпустили его сразу, как только Тим пошел сам. Один из них так и шел спереди, а второй шагнул в сторону, подождал, пока Тим пройдет мимо, и пошагал следом. Вообще, Тим ни на секунду не усомнился в реальности происшедшего. А чего такого — подумаешь, телепортировали его какие-то уроды в какой-то другой мир. И не такое видали. Им же хуже, козлам, — он все равно домой вернется, да еще и накостыляет им всем так, что мало не покажется. Но сначала надо во всем разобраться, без этого никак — классика жанра.

Тим тихонько вздохнул на ходу — жаль все-таки, что не получилось сразу в телепорт обратно нырнуть. Надо было хоть подождать, пока их главный отвлечется. Ну да ладно, чего уж теперь. И Тим принялся глазеть по сторонам. Окружающая местность напомнила ему Крым — горы и море. Как раз с одной горы они сейчас потихоньку и спускались. Между камней вилась слабо натоптанная тропинка, на крутых участках в скале были вырублены ступеньки. Тим смотрел по сторонам, старательно запоминая обстановку, хотя запоминать было особо нечего — они все шли и шли по единственной тропинке, заблудиться на которой было невозможно при всем желании. Гора оказалась невысокой — в Крыму попадались и повыше. До подножия они спустились минут за пять, дальше тропинка побежала вдоль небольшого прозрачного ручейка. Они шли по ней еще минут десять, огибая невысокие скалистые холмики, и вышли в долину.

Почти все пространство долины занимали поля, засеянные какой-то культурой, — аккуратные зеленые прямоугольники, разделенные такими же аккуратными дорожками. Местами на полях копошились полусогнутые фигурки — очевидно, крестьяне. В дальнем конце поля располагался поселок — с полсотни маленьких белоснежных домиков и десяток зданий покрупнее. Видимо, туда они и направлялись.

Ни поля, ни сам поселок не произвели на Тима особенного впечатления. Попадись это все Тиму при иных обстоятельствах — да хотя бы в том же Крыму, — два раза бы не глянул. Ничего особенного. На полях бурно росла зеленая трава, которая вполне могла оказаться банальной пшеницей или овсом. Крестьяне, мимо которых проходил Тим с конвоирами, ни на секунду не прерывали своего занятия, словно такие процессии шастали тут по десять раз на дню. Да и выглядели эти крестьяне вполне по-крестьянски — босоногие смуглокожие люди в свободных одеждах грязных оттенков помахивали вполне земного вида грабельками и лопатками. Привлекали внимание разве что головные уборы — широкие матерчатые конусы. Но и они чем-то особенным не были — Тиму сразу вспомнилось, что точно такие же носят в некоторых южных странах — то ли в Китае, то ли во Вьетнаме, а то ли и там, и там. «Может, я и не в другом мире, — подумал Тим с надеждой. — Вон во Вьетнаме тоже море есть вроде». Домики при пристальном рассмотрении тоже не явились чем-то особенным — белый цвет стен вблизи оказался грязноватым светло-серым. Сами стены были из неровного материала с фактурой грубой ткани и вообще очень смахивали на саманные. Окон в домиках не было, свет, видимо, проникал в них сквозь крышу, покрытую в один слой громадными листьями какого-то растения.