Книга Игры по-королевски - Ирина Скидневская

Ана мрачнела с каждым днем. Все чернее становилась тоска в ее черных глазах. Без слез смотрела она на заснеженные холмы, на скованные ледяным дыханием зимы реки, на людей, с которыми делила путь, и Матею казалось, что она ничего не видит.

Однажды утром, не выдержав, он перегородил ей дорогу своим конем. Ана равнодушно объехала его. Тогда старик достал плетку и больно ударил Ветра. Конь взвился на дыбы и едва не скинул всадницу.

— Что ты делаешь?! — возмущенно закричала Ана, с трудом удерживаясь в седле.

Словно не слыша ее, старик принялся изо всех сил хлестать белого коня. Обезумевший от боли Ветер понесся по полю.

Как сумасшедший, старик свистел, улюлюкал и, не обращая внимания на отчаянные крики Аны, гнал коня по долине, пока тот весь не покрылся пеной. Когда, обессилев от бешеной скачки, Ветер остановился, Ана скатилась на мерзлую землю и зашлась в рыданиях.

Матей медленно подъехал, спешился и помог ей подняться.

— Ты проснулась, дочка? — сказал он. — Ничего, поплачь. А потом вытри слезы.

— Как будто камень на душе… давит… болит… Мне кажется, что моя жизнь кончилась. Или это был сон.

— Просто твоя жизнь переменилась. Эти люди, с голубой кровью, сделали из тебя принцессу, — сердито сказал Матей. Они с Аной догоняли табор, и он был рад, что она наконец заговорила. — Но место цыгана — у костра, в таборе, а не в королевском замке.

— Я вернулась…

Матей покачал головой.

— Ты не цыганка.

— Кто же я? — с усилием спросила Ана.

Бабочка, красивая яркая бабочка, которую не пожалеет зима, хотел сказать Матей.

— Это ты должна понять сама.

— Я пыталась. Но я не могу.

— Должно пройти время, дочка.

— Почему ты называешь меня дочкой?

Матей отвел взгляд.

— Кто-то ведь должен тебя так называть, правда?

Некоторое время они ехали молча, потом Ана посмотрела старику в глаза.

— Спасибо, Матей… — сказала она и, пришпорив Ветра, поскакала вперед. Длинный плащ широкими синими волнами колыхался у нее за плечами.

Не было в таборе девушки красивее и веселей Лолы. Парни просто сходили по ней с ума. А она вдруг привела со стороны чужака. Женщины завистливо вздыхали, глядя на них. И правда, очень уж они подходили друг другу, а любили так, будто знали, что совсем мало времени отведено им быть вместе. Поженили их по цыганскому обычаю, но они сразу ушли из табора. Муж Лолы — Матей уж и не помнил, как его звали, — нанялся в работники к мельнику в одной из здешних деревень, домик построил. В то лето табор долго кружил по долине, и Лола иногда приезжала навестить родных. Вдруг что-то не заладилось у молодых, Лола пропала, а когда объявилась, с ребенком на руках, долго плакала и рассказывала матери странные вещи. Муж часто уходит из дома неизвестно куда, возвращается измученный и в таком виде, будто его палками били. По ночам притворяется спящим. Но Лола знает, что он не спит, а только все время вслушивается в темноту ночи. Встанет тихонько, подойдет к окну, но не выглядывает — словно боится. А теперь Лола и вовсе напугана до смерти. Муж сказал ей, что если его не будет пять дней, а ночью она вдруг услышит, что вокруг дома кто-то тихо ходит, пусть она навсегда забудет о нем, не медля дочку отнесет в замок, непременно в замок, а сама возвращается к себе в табор… Мать Лолы от таких вестей сделалась просто больной и кричала, что больше ни за что не отпустит дочь к сумасшедшему, но Лола ночью тайком вскочила на коня и была такова. Ее искали и вскоре нашли… в ячменном поле… мертвую, без ребенка, с зажатой в руке дорогой серьгой… И, страшное дело, тело Лолы было все искусано и исцарапано, будто терзала его бешеная собака, сорвавшаяся с цепи… А в округе сразу стало известно, что король с королевой удочерили девочку.

И разве нужно Ане знать это? Бедной девочке, во второй раз в жизни потерявшей семью? Да Матей скорее даст отрезать себе язык, чем расскажет об этом. И табор молчаливо поддерживает его. Ничего, кроме новой печали, не добавит этот рассказ к участи девушки из замка. Об одном только предупредит Матей Ану. Если когда-нибудь у нее родится ребенок с голубыми глазами и это вызовет недоумение, пусть она припомнит разговор со старым Матеем, улыбнется и скажет: в деда…

И еще он скажет ей: я вижу, дорогая, как часто ты смотришь на высокие горные цепи, перегородившие долину. Очень скоро ты уйдешь от нас. Запомни, дочка, ты теперь одна, и тебе не на кого надеяться. Не смотри на мир такими распахнутыми глазами. Люди злы, завистливы, жестоки. Они непременно захотят отобрать то, что у тебя есть, — красоту и молодость, ведь ты так беззащитна. Прошу тебя, скажет он принцессе, спустившейся из замка в долину, ожесточи свое сердце. Не открывай никому своей души, ранимой и нежной, как поцелуй ребенка, иначе ты погибнешь. Ведь часто то, что на закате кажется важным, на рассвете вдруг теряет смысл, ибо каждый ищет выгоду для себя, и корысть побеждает… Пожалуйста, дочка, послушайся старого цыгана, пожившего на свете! Если вдруг среди ночи тебя разбудит неясная тревога, вскакивай на коня и мчись прочь, потому что это цыганская кровь предупреждает тебя об опасности. Бойся слишком пристального взгляда, мужского или женского, остерегайся навязываемой дружбы, случайного попутчика. Не верь никому. И никогда не считай себя в безопасности — ты одинока, ты бедна, ты красива… Может ли быть добыча более легкой?! Вот о чем скажет Матей девушке с печальными глазами… бабочке, летящей навстречу зиме…

Ана не стала ни с кем прощаться. Долгие проводы — лишние слезы. Догнав табор, она сменила цыганское платье на свой черный мужской костюм и устремила бег коня на восток.

5.

Гору со срезанной, будто ножом, верхушкой нельзя было не заметить даже издали. Она одиноко возвышалась посреди заснеженной равнины. Но добраться до нее оказалось делом непростым — дорогу преграждало круглое озеро с маленькими островками. В его заледенелых зарослях пищала выдра, совсем близко на дерево проворно взбежала рысь. В этой глухой стороне было полно непуганого зверья, и Ана поспешила выехать из-под деревьев на ровное место.

Привстав в стременах, она оглядела нелюдимую местность. Лед на озере был еще слишком тонок, чтобы выдержать тяжесть всадника, а само озеро окружали топи, припорошенные снегом и особенно коварные на излете осени.

Решив не испытывать судьбу, Ана повернула Ветра, сделала большой крюк и в сумерках подъехала к горе. Вблизи она еще больше напоминала огромный каменный стол. Объехав гору, Ана приблизилась к ее западной стороне, спешилась и пошла вдоль нее, пока не обнаружила вход в узкий коридор, ведущий вглубь. Выступ на морщинистом боку скалы делал его совсем незаметным.

Где-то далеко завыли волки. Ана вздрогнула. Достав смоляной факел, она зажгла его и повела коня по проходу, который, расширяясь, привел к небольшой двери, окованной красной медью.

Четыре больших ларя стояли на полу просторной комнаты, скрытой в недрах горы. Ана поочередно открыла их. Сундуки были полны доверху. Золотые перстни, браслеты, пряжки, серьги… ожерелья из кораллов, янтаря, драгоценных камней… венцы из золотой проволоки, слитки чистого серебра, зернистое золото, ссыпанное в чаши…