Книга Школа выживания. Как избежать голодной смерти - Андрей Ильин

И все же голод как причина гибели человека в практике аварийных ситуаций встречается крайне редко. Происходит это не оттого, что люди, попавшие в беду, не голодают.

Нет, голод в этих случаях не редкость. Он был, есть и всегда будет вечным спутником аварийной ситуации. Просто потерпевшие редко погибают именно от голода. Голод тем и страшен, что усиливает поражающее действие прочих неблагоприятных факторов. Он подтачивает силы человека изнутри, после чего на того наваливается сонм других, не менее опасных, чем голод, недугов, которые и довершают дело…

Голодный человек замерзает в несколько раз быстрее, чем сытый. Он чаше заболевает и тяжелее переносит течение болезни. При длительном голодании замедляются реакции, ослабевает умственная деятельность. Резко падает работоспособность.

Поэтому при отсутствии запасов продуктов, при невозможности обеспечиться ими за счет охоты, рыбалки, сбора дикорастущих съедобных растений следует придерживаться пассивной тактики выживания, то есть ожидать помощи в непосредственной близости от места аварии. В целях экономии энергоресурсов надо стараться без крайней нужды не покидать убежище, больше лежать, спать, всякую активную деятельность — работы внутри лагеря, переход и тому подобное — свести к минимуму, выполнять только самую необходимую работу. Дежурства — а в обязанности дежурного входят заготовка дров, поддержание огня, ремонт убежища, наблюдение за местностью, добыча воды — следует вести поочередно, разбивая дневное и ночное время на короткие, по одному-два часа, вахты. Освобождать от несения дежурств допустимо только раненых, больных и малолетних детей.

Все прочие участники аварийной группы должны привлекаться к несению вахт в обязательном порядке. При большом количестве людей можно назначать по два дежурных одновременно. Подобный порядок необходим в первую очередь для предупреждения вспышек апатии, уныния, пессимистических настроений, которые могут возникнуть в результате длительного пассивного пребывания в убежище.

Конечно, если есть хоть малая возможность обеспечиться продуктами питания на месте, к этому следует приложить все возможные усилия.

Глава 2. Что есть, когда есть нечего

Наконец наступает время обеда. Торопясь, я расстилаю на коленях не первой свежести футболку, предназначенную заменить парадную скатерть. Раскладываю на ней свой суточный продуктовый паек — столовую ложку говяжьей тушенки, третью часть обыкновенной стограммовой плитки шоколада, одну галету, один кусочек сахара. Все. Завтрак, обед и ужин поданы. Приятного аппетита!

Седьмые сутки по просьбе ученых-медиков одного столичного института мы моделируем аварийную ситуацию в условиях открытого моря. Вроде летел самолет — и вдруг, ни с того ни с сего, шлепнулся в море. Только и успели летчики, что перепрыгнуть в надувной спасательный плот да прихватить с собой рюкзачок с аварийным запасом.

Попавшие в беду летчики — это мы. Седьмые сутки мы жуем аварийный паек, «смоченный» полулитром подогретой воды, и участвуем в многочасовых изматывающих физиологических и психологических обследованиях. Причем происходит все это не в благоустроенных лабораториях, а на махоньких спасательных плотах посреди бурного Каспийского моря.

Почти две недели мы не видели берега.

Иногда мне кажется, что мы уже не моделируем аварию, а самым натуральным образом бедствуем. Место своего нахождении знаем приблизительно, связи с Большой землей не имеем. Случись что — помощи ждать неоткуда. Еше бы добавить, для лучшей натуральности, пару-тройку погибших от истощения — и картина «Плот «Медуза» в чистом виде! Только тех бедняг с «Медузы» медики и психологи анализами да тестами по два раза в день не терзали. Так что кое в чем они находились в лучшем, чем мы, положении.

Ладно, хватит рассуждать, пора приступать к трапезе.

Ем молча, прислушиваясь к уже почти забытым ощущениям. Оказывается, это огромное удовольствие — жевать, двигать челюстями, разматывать, растирать кусочки пищи, ощущая ее вкус. Как мог я раньше торопливо заглатывать завтраки и обеды, спеша выйти из-за стола? Безумен! Чего я лишат себя!

Я отламываю уголок от галеты, с минуту рассматриваю его, как уникальное и в высшей степени совершенное произведение искусства, и отправляю в рот. Поразительно, какие сложные вкусовые гаммы рождает этот махонький кусочек! Я наслаждаюсь им, зажмуриваю глаза, мну его языком, до бесконечности оттягивая печальный момент исчезновения галеты в пищеводе.

Я научился ценить еду. Любой кусочек, который еше недавно я, не задумываясь, отправлял в мусорное ведро, сейчас был бы обсосан и обласкан, как лучшее блюдо со стола французских гурманов!

Я дожевываю свою пайку, и чем меньше остается еды, тем дольше я ее ем, тем длиннее паузы отдыха между порциями. Но всему приходит конец, кроме разве аппетита. Заключительная четвертинка сахара отправляется в последний путь по моему организму.

Сахар будет усвоен весь, до последней молекулы. Даже «шлаки» будут тщательно переработаны и утилизованы. Организм, осознав что на своего неразумного хозяина рассчитывать не приходится, переключился на сверхэкономный режим. Никаких отходов. Совершенно! Надеюсь, читатель меня понимает.

Последние часы десятисуточного эксперимента мы провели на случайно встретившемся в море судне, доставившем нас в город Астрахань на клинические обследования. Они оказались самыми трудными…

Матросы, рассмотрев нас повнимательней, всплеснули руками и потащили из «заначек» съестные припасы. Они ловили нас в полутемных коридорах, поджидали на палубах, притискивали к фальшбортам и совали в руки продукты, от одного вида которых мы истекали слюной, как бездомные псы, попавшие на полковую кухню. Мы отказывались, мы лепетали что-то невнятное про чистоту эксперимента, про силу научных идей, а потом долго «волчьими» глазами провожали удаляющийся кусок мяса или булки.

Ночью мы ожесточенно пережевывали воздух, сглатывали обильную слюну и часто дергали руками, в которых были зажаты воображаемые ложки. Разгадка таких странных телодвижений была проста — на камбузе варился борщ! Своим по-звериному обострившимся чутьем мы слышали этот запах, несмотря на сильный встречный ветер, приличную скорость судна и неблизкое расстояние до камбуза!

Случайно забредший на верхнюю палубу матрос при виде этой вобщем-то комичной картины — несколько одинаково чавкающих, глотающих и дергающихся человек — сдавленно вскрикнул и опрометью бросился в трюм. Через несколько минут он вернулся с огромным рыбьим балыком под мышкой.

Он шмыгал носом и просил нас съесть хоть ломтик, так как после того, что он увидел, ему кусок в горло не полезет, а заступать на вахту голодным он не может. Он просил пожалеть его, но мы были непреклонны. Нам оставалось голодать всего двенадцать часов…

В итоге каждый из нас за десять дней голодовки похудел на 8—12 кг. Увы, голодание в условиях открытого моря мало напоминает домашнее лечебное голодание. Достаточно заглянуть в дневники, чтобы убедиться в этом.

«Постоянно чувствую свой желудок, какой он маленький, сморщенный, холодный» — так на седьмой день эксперимента написал один из участников плавания.