Книга Превращение в зверя - Надежда и Николай Зорины

— Какая легкая смерть! — сказала она, словно завидуя. — Столько мучился, страшно подумать. Для него это лучший выход.

Она еще что-то сказала, но я не стал слушать, кинулся в комнату. Отец лежал на кровати без одеяла, худой, старый, мертвый. Молодой парень в белом халате что-то писал за столом под диктовку женщины, тоже в белом халате. Она стояла ко мне спиной и вдруг обернулась…

Я никогда не видел таких женщин! Не знаю, что со мной случилось в этот миг. Может, напряжение нервов и страх сказались. Может, я задохнулся от всего этого. Может, давно уже не мог в полную силу дышать. Говорят, у висельников часто случается самопроизвольное выбрасывание семени. Вот что-то подобное со мной и произошло в тот момент, когда она повернулась и посмотрела. Я понял, для чего умер отец: для того, чтобы я мог наконец жениться на ней, на этой женщине. Он словно держал ее в плену своей жизнью, и вот теперь она вышла на свободу и явилась ко мне.

Она говорила, говорила что-то (утешала, наверное), а я… Я умер, упал на заботливо подставленный ею стул и умер. А она подумала, что я так смерть отца переживаю, наклонилась ко мне и положила руку на плечо — и свела с ума окончательно.

* * *

Она не ушла, она осталась со мной. В эту ночь мы стали мужем и женой. В ту ночь я забыл, что убийца, в ту ночь я обо всем на свете забыл. Ее голос звучал, духи пахли, ее тело было в моих объятиях. Мягчайшие шелковистые волосы, самая гладкая на свете ароматная кожа, невиданной красоты грудь. Сердце поднимается и падает, снова и снова, от невероятного блаженства.

Но наступил рассвет — в июне рассвет наступает так рано, к шести часам в комнате было уже совершенно светло! — и я понял, что ошибся, что Елены рядом нет, и все, что со мной произошло, — пока только картинка из книги Будущего. Но мне не стало стыдно за свою одинокую наготу, я не испугался и не расстроился: ведь все это обязательно сбудется, Елена станет моей женой, это решено и по-другому просто быть не может.

Я вышел на кухню, открыл холодильник, достал пакет соку (у нас всегда был сок, отца часто мучила жажда), налил в большую кружку и жадно выпил. Посидел, отдышался, сделал бутерброд и также жадно съел. Вернулся в комнату, поправил постель и крепко уснул.

Проснулся около четырех и в первый момент ужаснулся: проспал! Потом сообразил, что имею на это право, ведь умер отец. Позвонил на работу, в похоронное бюро, родственникам в Подольск и знакомым отца. Выслушал соболезнования — кажется, никто меня не заподозрил в убийстве — и пошел в ванную.

Долго стоял под душем. Мне представилось, что я моюсь после первой брачной ночи, на кухне готовит завтрак моя жена: жарит яичницу, гремит посудой и тихонько что-то напевает. Год назад умер отец — естественной смертью, от болезни. Мы выдержали траур и вот вчера поженились. И вдруг понял, что ведь это я свою судьбу вижу — все так и будет ровно через год. И засмеялся, и стал подпевать Елене. И она засмеялась на кухне — видно, услышала, как я, дурачась, пою.

Настроение было прекрасным, когда я вышел из ванной. Постоял немного у двери комнаты моего отца, который вчера вечером умер естественной смертью, и стал готовиться к приходу соболезнующих.

* * *

Года не понадобилось. Боль утраты утихла гораздо раньше. Мужчина встретил прекрасную женщину в тот страшный вечер. Она согласилась провести с ним ночь. Она не могла поступить иначе, эта женщина-ангел. А через две недели… Вернее, если быть до конца точным, через двенадцать дней они полюбили друг друга. Он и она — я и моя Елена. Потому что иначе и быть не могло, потому что они — мы — были созданы друг для друга.

Стоя тогда под душем, я понял, что жить без нее теперь не смогу, то, что произошло этой ночью между нами, не должно исчезнуть, забыться, утечь в сток, подобно грязной воде. И она тоже не сможет жить, как жила до этого, просто пока еще об этом не знает. Не знает, как припухлыми от поцелуев губами будит меня утром. Не знает, как, забыв надеть халат, готовит мне на кухне завтрак. Не знает, что мы ждали друг друга всю жизнь. Пока не знает.

Я хотел встретиться с ней на следующий день, но понял, что так не годится: сначала нужно освободиться от всех этих мероприятий, связанных со смертью отца. Чтобы ничто не отвлекало. Вернее, чтобы ничто не омрачало нашей любви. Родственники из Подольска не смогли приехать на похороны, зато явились на девять дней и задержали нашу встречу еще на трое суток. Но зато к этому времени я точно знал, как буду действовать: просто отправлюсь в районный пункт скорой помощи, ее фамилию, имя и отчество я подсмотрел на печати в заключении о смерти, а потому легко могу узнать, в какой она смене и когда заканчивает работать.

Мне повезло: ничего узнавать не пришлось. Судьба, не в силах противиться нашему счастью, слегка подтасовала действительность — как только я подошел к «скорой», сразу увидел ее. Она стояла на крыльце и разговаривала с какой-то пожилой женщиной.

Я остановился в стороне и стал ждать: вот сейчас они попрощаются, Елена, почувствовав мое присутствие, обернется, улыбнется и подойдет. И снова зазвучит музыка ее голоса — для одного меня: здравствуйте, как вы себя чувствуете, примите мои соболезнования. Спасибо, спасибо, я в порядке, только, знаете, когда я смотрю на вас, да что там, когда просто думаю о вас, у меня начинается страшное сердцебиение. Нет, нет, про сердцебиение я ей, конечно, не скажу — подходить к этой теме нужно постепенно. А скажу я ей: раз уж мы так случайно встретились, не выпить ли нам по чашечке кофе, здесь неподалеку есть неплохое кафе.

Я стою, и смотрю, и жду. Ждать приходится очень долго.

Но вот по качанию головы понимаю: прощаются. Наконец-то! Сейчас… Я сжимаю кулак — ногти впиваются в кожу: а вдруг произойдет страшное, вдруг она меня не почувствует, вдруг она меня не узнает? Тогда…

Конечно, она подошла, конечно, она меня узнала. Я предложил ей выпить по чашечке кофе, а потом предложил всю свою жизнь — она приняла ее, она, моя Елена… И теперь мы так счастливы! По утрам Елена будит меня распухшими от поцелуев губами, а потом, забыв надеть халат, готовит на кухне завтрак. Мы скоро поженимся. А пока по ночам…

А пока по ночам я вою, вгрызаюсь в подушку зубами, чтобы заглушить стон. Ее нет со мной рядом, та счастливая картина любви мужчины с прекраснейшей женщиной, увиденная однажды под душем, оказалась обманом. Я сжимаю кулак — ногти впиваются в кожу: страшное произошло, она меня не почувствовала, не узнала — просто скользнула взглядом и прошла мимо. Я сжимаю кулак, я впиваюсь зубами в подушку, я в ярости мечусь в своей одинокой постели. До самого рассвета. Рассвет в июне наступает рано — в шесть часов в комнате уже совершенно светло. Мне никогда не забыть нашу единственную ночь! Я никогда не смогу смириться с тем, что она меня не узнала! Но на рассвете ярость моя утихает, на рассвете я тихо плачу. А потом придумываю наше счастье, сочиняю то, чему не бывать никогда. Мои фантазии меня поддерживают, мои вымыслы меня утешают настолько, что иногда — да нет, всегда, всегда! — просыпаясь утром, я совершенно уверен, что ночь мы провели вместе.