Книга Лодейный кормщик - Евгений Богданов

— Вот чудной! — звонко воскликнул Гришка и рассмеялся: — «Плех… плех»…

Иван наконец решился и дал знак подойти к трапу кормой. Рыбаки поостерегли:

— Гляди в оба, Иван!

Рябов опять заколебался, но с корабля так настойчиво упрашивали, что он взялся за штормтрап и быстро поднялся на борт чужеземного корабля. Настороженно осмотрелся: несколько матросов, стоявших поодаль, о чем-то беседовали, смеялись. До русских им, казалось, не было дела. Тот, что кричал, пожал руку Ивану и одобрительно похлопал по плечу:

— Молодец, шкипер! Сейчас идем кают. Ром угощать… — и посмотрел напряженно и пронзительно за борт.

Иван невольно глянул туда же и оторопел: появившись из-за кормы корабля, к шняке подлетела шлюпка, полная солдат. Они нацеливали на рыбаков мушкеты. И в ту же секунду Ивана схватили невесть откуда взявшиеся усачи в треуголках и кафтанах, и в грудь ему уставилось зловещим оком дуло пистолета. Иван глянул на пистолет, на того, кто держал его, — на человека, кричавшего с борта. Лицо его было сурово, серые глаза холодны, рот сжат в щелку.

— Шведы прокля-я-тые-е! — отчаянно закричал Иван, рванувшись. — Обманом взяли!

И тут же покачнулся от крепкого удара в скулу. В глазах брызнули искры, в ушах зазвенело. Его стали обыскивать, обшарили все карманы, вынули из-за пазухи монастырскую грамоту — разрешение выйти на лов, сорвали с пояса нож. Рябов попытался снова вырваться, но его стали бить куда попало, и пришлось смириться.

Рыбакам некуда было деваться. Под дулами мушкетов они по одному поднялись на палубу фрегата, где их обыскали, обильно награждая тумаками, и всех заперли в трюм.

…Полузатонувшая шняка пошла болтаться по волнам, а фрегат взял прежний курс и побежал дальше, к острову Мудьюг. За ним — все шесть остальных кораблей.

4

Пока эскадра шла от Сосновца к Мудьюгу, рыбаков монастырской шняки почти всех перетаскали к капитану на допрос. В трюм они возвращались злые, изрядно побитые. На допросах или молчали, или разражались отменной поморской бранью по адресу шведов, допытывавшихся, как лучше пройти через Двинскую губу к Архангельску, чтобы миновать опасные мелководья.

Рыбаки ссылались на незнание безопасного пути, хотя некоторые его и знали.

Настал черед Ивана подняться на палубу. В люк трюма сунулась рыжебородая физиономия шведа с бритой верхней губой.

Солдат, опираясь на мушкет, обронил сверху в духоту трюма: — Рябофф! Живо!

Иван нехотя поднялся с мешков с балластом, подошел к трапу и так же нехотя стал вылезать на палубу. Швед ухватил его за шиворот, поставил на ноги. Он был высок, силен, голос его гудел.

Иван, однако, не спешил. В синем, будто выметенном, небе пузырились паруса, надутые ветром. И небо, и белые паруса выглядели нарядно, празднично. Матросы на вантах сновали вверх и вниз с обезьяньим проворством. Огромный корабль, огромные паруса, ловкие матросы — все это Иван видел впервые в жизни и немного даже оробел. Купеческие парусники, которые доводилось Рябову провожать в море из гавани, были куда меньше.

Швед-конвоир ткнул его кулаком в спину, больно попав в лопатку: — Живо!

«Одно только слово и знаешь, поганый!» — зло подумал Иван и, вспылив, обернулся, занес руку для удара. Но швед отступил, взяв мушкет наизготовку, и Иван понял: шутки тут плохи. Он пошел дальше по чистой, надраенной палубе.

В каюте за столом сидел узколицый и на вид злой капитан с усиками под длинным острым носом. На столе — развернутая карта. В руке капитана исходила тягучим табачным дымом трубка с прямым чубуком. За спиной стоял лейтенант, исполнявший обязанности переводчика. Но он настолько плохо знал по-русски, что надо было переводить и его самого. Присмотревшись к лейтенанту, Рябов узнал того шведа, который махал им с борта шляпой.

«Ну, от этих добра не жди!» — подумал Иван. Лейтенант-переводчик поморщился и отвернулся, капитан тонким, длинным пальцем поманил Рябова, чтобы он подошел поближе, и конвоир еще раз больно сунул ему в спину.

Рябов вспылил, не утерпел:

— Что пихаешься, ирод?

Шведы заговорили меж собой: «Ирод… ирод… что это такое?» Разобрались, расхохотались и тотчас закрыли рты.

Солдат отступил к двери. Капитан, пососав трубку, что-то сказал лейтенанту. Тот, сдерживая неприязнь, подошел к Рябову, похлопал его по плечу, как барышник, выбирая лошадь, хлопает ее по крупу:

— Ты не должен бояться. Мы не сделаем тебе плехо,

Иван молча стоял — руки за спиной, лицо непроницаемо и неподвижно, как у деревянного ненецкого божка. Его подвели к самому столу, и он почувствовал острее запах табака и пудры, которой был обсыпан гладкий, белый капитанский парик.

Капитан указал пальцем на карту, что-то проговорил устало и требовательно. Иван с любопытством посмотрел, куда он показывал, и увидел желто-зеленые пятна на голубых широких и узких извилинах. На карте мелко были обозначены названия островов Двины, ее рукавов и проток. Рябов не умел читать по-иноземному и поэтому ничего не разобрал. Он знавал поморские лоции, где еще прадедами мореходов были аккуратно перечислены все пункты в Белом море, в устье Северной Двины, в ее дельте. Но с картой ему не приходилось иметь дела. Лоция была в голове, а карта, хоть и на бумаге, для него — лес темный. Капитан опять заговорил, и Иван уловил два слова: Мудьюг, Архангельск.

— Ты должен сказать, — начал своим суконным языком переводчик, — как лутше проходить фрегат от остров Мудьюг до мыс Пур-Наволок, то есть до Архангельск.

«Должен! — неприязненно подумал Иван. — С чего бы я тебе должен? Нашел должника!» Он поразмыслил, мотнул головой:

— Не знаю. Не пойму…

Швед перевел капитану эти слова. Тот снова стал водить по карте длинным, прямым, как чубук трубки, пальцем, опять стал спрашивать терпеливо и настойчиво. Иван сделал вид, что с интересом изучает обозначения на карте. Капитан оживился, выдвинул ящик стола и выложил кожаный мешочек с деньгами. Деньги звякнули.

Капитан откинулся на спинку стула и пристально глянул в лицо лоцману.

— Ты должен знать путь. Ты — рыбак. Николо-Корельский монастырь имеет сношения с Архангельском. Не уклоняйся от прямого ответа. Ты проведешь нас так, чтобы фрегат не сел на мель, получишь деньги, и мы тебя отпустим.

Примерно так перевел лейтенант смысл слов капитана, и Рябов окончательно понял, что они от него хотят. Но не стал торопиться с ответом, обдумывая его.

Капитан смотрел на Рябова выжидательно. Но сероглазое лицо помора с заострившимися скулами и плотно сжатыми, бескровными губами было непроницаемо.

«Что думает этот русский? Понимает ли он, что его жизнь в моих руках? И что стоит жизнь жалкого невежественного рыбака? Только необходимость вынуждает меня говорить с ним. Он наверняка знает фарватер, он здесь у себя дома. Надо добиться, чтобы он указывал курс». Капитан пожевал губами, выбил трубку о массивную бронзовую пепельницу, взял мешочек с деньгами, взвесил его в руке, не сводя с Рябова глаз.