Книга Пятьдесят оттенков Дориана Грея - Николь Одри Спектор
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она поднялась, чтобы показать дорогу в студию. Хелен царственным жестом отстранила ее и прошла вперед, крепко и почти грубо схватив Дориана под руку. Розмари постаралась напомнить себе, что не стоит принимать это на свой счет, потому что Хелен стремилась в любой ситуации оставаться центром внимания. Но Дориан Грей принадлежал ей! Нет, принадлежал не в том смысле, который вкладывала в это слово Хелен, скандально известная своими отношениями с мужчинами, но так, как она не могла представить себе раньше в самых смелых мечтах. Она была счастлива уже тем, что происходило между ними.
В студии Хелен бросилась в просторное плетеное кресло и начала беспокойно скрещивать и выпрямлять ноги, наверное, пытаясь привлечь взгляд Дориана к своим дорогим тонким чулкам. Она была красива странной красотой – в ней было что-то почти мужское. Розмари никогда не видела, чтобы у женщины был такой рост, такие плечи и такая внушительная осанка. Ее губы всегда были алыми, на щеках играл румянец персикового оттенка, и лицо было покрыто тончайшим слоем воздушной пудры. Пепельно-русые непослушные волосы она всегда собирала сзади в тугой жесткий узел. Сухой воздух комнаты быстро наэлектризовывал вьющиеся пряди, выбивавшиеся по бокам. Леди Генри Уоттон могла позволить себе заказывать новые туфли целыми коробками, но она предпочитала из года в год надевать одни и те же полусапожки, покрытые толстым слоем грязи.
– Вы так очаровательны, вам незачем заниматься благотворительностью. Я бы сказала, даже слишком очаровательны, – говорила Хелен своим уверенным хрипловатым голосом, растягивая слова. Она открыла портсигар и предложила Дориану сигарету. Он вежливо отказался. Розмари улыбнулась ему.
– Розмари тоже, конечно, никогда не возьмет в руки сигарету, – сказала Хелен. – И столько всего еще не сделает никогда.
Это был неостроумный выпад в адрес Розмари, но она притворилась, что нисколько не уязвлена, продолжая старательно смешивать краски и готовить кисти. Но если Хелен будет продолжать в том же духе, она не сможет работать. Неужели она планирует просидеть здесь целый день? Неужели она не догадывается, какими важными стали бы эти минуты, проведенные с Дорианом сейчас, когда она заканчивала его портрет? Розмари представила, что Дориан, если бы ему удалось прочитать ее мысли, щелкнул бы ее по запястью. Конечно, этого не произойдет. Никто, кроме нее самой, не знает, как ценно для нее то, что Дориан рядом. Ей придется побороться за него. Мгновение она еще колебалась, а потом твердо сказала Хелен:
– Мы с Дорианом договорились сегодня закончить наши сеансы, и я боюсь, что ты своим очарованием немного отвлекаешь его.
Хелен наклонила голову, как экзотическая птица, которая силится понять, какие слова ей нужно повторить. Просто невероятно! Розмари взглянула на Дориана, ища его поддержки, но он увлеченно наблюдал за Хелен.
– Хелен, – не отступала Розмари, – не сочти за грубость, но я вынуждена попросить тебя уйти.
Теперь уже Хелен смотрела на нее с изумлением. Розмари никогда бы раньше не осмелилась говорить таким тоном.
– Извини, но… – начала Розмари, но Хелен оборвала ее пренебрежительным жестом. Не выпуская изо рта сигарету, она кивнула Розмари, а затем обратилась к Дориану:
– Мне уйти, мистер Грей? – спросила она.
Дориан с надеждой взглянул на Розмари, как будто она была его матерью, а Хелен – новым другом, с которым он надеется приобщиться к взрослым занятиям. Он как будто размышлял, что же будет дальше.
– Как хотите, Дориан, – сказала Розмари, нахмурившись.
– Пожалуйста, не уходите, Хелен, – сказал Дориан. Розмари никогда не слышала, чтобы он говорил таким серьезным тоном. Неужели он уже влюблен в нее? Розмари хотелось предупредить его, что Хелен ничего от него не оставит, потушит и затопчет, как одну из своих опиумных папирос.
– Интересно, почему это мне не следует заниматься благотворительностью? – обратился Дориан к Хелен.
– Наверное, мне не стоит говорить вам этого, мистер Грей, – начала Хелен. – Это такая скучная тема для разговора, что потребует серьезного тона. Я остаюсь только потому, что вы меня попросили об этом. Ты же не возражаешь, Розмари? – Хелен метнула на нее торжествующий и лукавый взгляд. – Ты всегда говорила, что любишь, когда тех, кто тебе позирует, развлекают разговором.
Розмари закусила губу – она всегда так делала, когда волновалась, а это случалось часто с тех пор, как в ее жизни появился Дориан. Она почувствовала на себе его холодный взгляд и закусила еще сильнее, так, что выступила кровь. Она знала, что эта невинная привычка приводит его в бешенство. Так пусть она уже не кажется ему такой невинной!
– Если Дориан так хочет, то, конечно, оставайся, – сказала Розмари, стараясь держаться уверенно под взглядом его глаз. – Столько, сколько захочешь, а твой муж, безусловно, может и подождать.
Хелен быстро нашлась, что ответить:
– Мы были долго помолвлены, он научился ждать.
Дориан тихо рассмеялся. Розмари поперхнулась. Он никогда не смеялся над ее остроумными замечаниями, только если она спотыкалась или по-другому демонстрировала свою неповоротливость. Он взошел на помост для натурщиков с видом молодого греческого мученика. Он ненавидел долго стоять без движения.
– Розмари много о вас рассказывала, – обратился он к Хелен, едва шевеля губами, как чревовещатель. – Вы действительно оказываете такое пагубное влияние на людей?
– Прекрасная поза! – сказала Розмари Дориану. Прекрасной она не была – скорее даже чересчур небрежной. Но ей просто необходимо было вернуть его к разговору, который они могли бы вести один на один, опустить стекло между ними и остальным миром, чтобы Хелен оставалось только прижиматься к нему носом снаружи. Ее ревность накаляла все вокруг, как лучи безжалостного солнца. Она принялась рисовать с лихорадочной поспешностью. Последние несколько мазков – и с ним покончено, покончено со всей этой страстью – навсегда! Но другой, жесткий голос внутри ее звучал похоронным колоколом: «И какой после этого будет твоя жизнь? Кто ты такая, Розмари Холл, без Дориана Грея?» Розмари заставила оба голоса замолчать и упорно продолжала работать.
Хелен очень нравился созданный вокруг нее ореол опасности и порока. Почивая на лаврах дурной славы, приписываемой ей Розмари, она рассуждала:
– В наше время люди слишком боятся самих себя. Они забыли о самой главной своей обязанности – обязанности по отношению к себе. Да, конечно, они милосердны. Они дают пищу голодным и одевают неимущего. Но их собственные души обнажены и умирают от голода.
Розмари вспыхнула, услышав слово «обнажены», и почувствовала на себе взгляд Дориана – по-волчьи серые глаза хищника. Ревность зажгла пульсирующий в ее венах огонь желания. Он выбрал правильный момент, чтобы схватить ее. Ее мучило желание посмотреть в эти глаза, но она не могла заставить себя сделать это. Дориан улыбнулся ей, как будто намекая на что-то, и она начала задыхаться в волнах охватившего ее жара. Ее соски напряглись под его взглядом, скользнувшим за корсаж платья, где поднималась и опускалась ее грудь, по линии затянутой в корсет талии и дальше, ниже, бесстыдно срывая покровы бесчисленных юбок. Хелен продолжала болтать, но, казалось, ни Розмари, ни Дориан не слушали ее. В воображении Розмари вставали картины из ночного сна. Она больше не боялась самых диких сцен, она хотела повторить их. Сейчас же. С ним. Нет, конечно, она не могла. Она бы не посмела. Она не для этого берегла свою девственность.