Книга Легкое дыхание - Иван Бунин

— Не найдете, ребята, разве снытку только… В избе он отнечего делать снова принялся за еду. Он натер себе картошек, налил в нихнемного молока (боялся, что и за это сноха будет ругаться) и долго ел месиво.

В пустой избе стоял горячий, спертый воздух. Солнце сквозьмаленькие, склеенные из кусочков, мутные стекла било жаркими лучами напокоробленную доску стола, которую, вместе с крошками хлеба и большой ложкой,черным роем облепили мухи.

Вдруг дед с радостью вспомнил, что есть еще дело — достатьиз-под крыши пачку листовой махорки, раскрошить ее и набить трубку. Влезая всенцах по каменной стене под застреху, он едва не сорвался — голова у негозакружилась, в спине заломило… Он опять с горечью подумал о своей старости и,уже лениво дотащившись до порога избы, на который еще падала тень, медленнозанялся делом.

В полдень деревня вся точно вымерла. Тишина весеннегознойного дня очаровала ее…

Старухи-соседки долго «искались» под старой лозиной навыгоне, потом легли, накрыли головы занавесками и заснули. Самые маленькиеребятишки хлопотливо лепили из глины ульи, собравшись в размытом спуске околопруда. Изредка мычал теленок, привязанный за кол около спящих баб. Изредкадоносился крик петуха и нагонял на деревню тихую дрему. А в полях по-прежнемузаливались жаворонки, зеленели всходы и по горизонтам, как расплавленноестекло, дрожал и струился пар.

Дед лег около пуньки. стараясь заснуть. Для этого онстарался представить себе, как шумит лес, как ходит волнами рожь на буграх поветру и шуршит, переливается, и слегка покачивался сам. Но сон не приходил.

Лежа с закрытыми глазами, дед все думал о своей старости.

Теперь небось Андрей крепко спит под телегою Деду же, можетбыть, до самой смерти не придется больше заснуть в поле. В рабочую пору онбудет проводить долгие знойные дни наедине с внучкою… А ведь было время — лучшеего не косил никто во всей округе. Бывало, когда всей деревней косили у барина,он всех вел за собою. Да никто не мог и выпить больше его, когда, вернувшисьгурьбой с поля на господский двор, мужики усаживались около амбара за ведромводки и начиналась "веселая беседушка".

Никогда, однако, не пропивал он ума и разума. Все у негобыло всегда в порядке: и изба каждую осень крылась новой соломой, и кобыла былавсегда в теле ("печка! — говорили мужики, — хоть спать ложись наспине!"), и свадьбу сына он справил всем на удивление. Вся деревнясобралась смотреть, когда на первый, после княжего пира, престольный праздникАндрей приехал к тестю. Рядом со своей разряженной бабой сел он в новые «козырьки»,покрытые цветной попоной, выставил за грядку одну ногу в валенке и покатил повыгону… Дед надеялся тогда, что под старость будет у него первая во всейдеревне семья, что никому не позволит он ссориться, заводить дележи…

— Пироги ситные в обмочку, думал, буду есть, —пробормотал он.

Ан все вышло не по-гаданному.

Младший сын отделился, а старший хотя и остался с ним, данемного вышло проку… Главное же — старуха всех подрезала.

Умерла в самое плохое, голодное время. Да ослабели и егоноженьки, и придется ему теперь до смерти сидеть с ребятишками, вродекараульщика.

"Ишь ровесник-то мои, — подумал он созлоблением, — Салтан-то — и то убег со двора!"

И чего он, дед, маялся на свете и на что надеялся — бог егознает!

"Ни почету не дождался, — думал дед, вспоминаясына, посадившего его караульщиком, — ни богачества — ничего! И помрешьвот-вот, и ни один кобель по тебе не взвоет!"

III

Долог этот день показался ему!

Дашка воротилась из лужка и присоединилась к ребятам,игравшим в спуске.

"Ай уж и мне пойтить к ним свистулькилепить?" — думал дед с горькой улыбкой и, наконец, не выдержал.

— Посмотри, сударушка, за избой, — сказал онстарухе-соседке, которая около пуньки медленно скатывала холсты.

— Ай соскучился? — спросила та жалобно.

— Соскучился, сударушка! И как только это вы, бабы,дома сидите!

— А ты надолго небось!

— Нет, я сейчас, в одну минутую…

До заката было еще далеко. Но Андрей должен был, по расчетамдеда, управиться раньше вечера. Он поглядывал на солнце и решал, что осминникнадо досадить именно к этой поре.

На выгоне он встретил возвращавшегося с поля Глебочку.Глебочка, высокий, худощавый мужик с веснушками на бледном лице и с опухшимикрасными веками, в старом полушубке, из лохматых дыр которого виднелась белаярубаха, покачивался, сидя боком на спине лошади: перевернутая соха тащиласьсзади, дребезжа палицей о подвои.

— Ай, сударушка, рассохи-то пропил? — пошутил дед.

— Пропил, — с бледной улыбкой ответил Глебочка.

— А мои скоро?

— Должно, едут.

— Где ж девки-то твои?

— Девти идут, — ответил Глебочка картаво.

На валу, под молодыми лозинками, дед сел и, щурясь отнизкого солнца, глядел в даль, по дороге.

Тишина кроткого весеннего вечера стояла в поле. На востокечуть вырисовывалась гряда неподвижных нежно-розовых облаков. К закатусобирались длинные перистые ткани тучек… Когда же солнце слегка задернулосьодной из них, в поле, над широкой равниной, влажно зеленеющей всходами ипестреющей паром, тонко, нежно засинел воздух. Безмятежнее и еще слаще, чемднем, заливались жаворонки. С паров пахло свежестью, зацветающими травами,медовой пылью желтого донника… Дед закрывал глаза, прислушивался, убаюкиваясь.

"Эх, кабы теперь дождичка, — думал он, —то-то бы ржи-то поднялись! Да нет, опять солнышко чисто садится!"

Вспоминая, что и завтра предстоит ему стариковский день, онморщился, придумывал, как бы избавиться от него. Он досадливо качал головою,скреб спину, облаченную в длинную стариковскую рубаху… и, наконец, пришел ксчастливой мысли.

— Ну, прикончил? — говорил он через полчасазаискивающим тоном, шагая рядом с сыном и держась за оглоблю сохи.

— Кончить-то кончил, — отвечал Андрейласково, — а ты-то как? Небось соскучился?

— И-и, не приведи бог! — воскликнул дед ото всегосердца. — Сослужил, брат, службу… не хуже какого-нибудь солдата старого накапусте!

И смеясь, не желая придавать своим словам просящеговыражения, попросился в ночное.

— С ребятами… а? — сказал он, заглядывая сыну вглаза.

— Что ж, веди! — ответил Андрей. — Только незабудь на полях кобылу напоить.

Дед закашлялся, чтобы скрыть свою радость.

IV

На закате, после ужина, положил он на спину кобылы зипун иполушубок, взвалился на нее животом и рысцой тронул за ребятами.