Книга Нежность волков - Стеф Пенни

Кэти Слоун уложили в постель, хотя спорный вопрос, была ли она действительно больна. Она сказала, что почти сразу после ухода из дома вроде как поспорила с Евой и плелась позади, пока остальные не скрылись из виду. Она пошла к озеру и принялась звать их, решив, будто они спрятались нарочно. Потом заблудилась в лесу и не смогла отыскать тропинку. Больше она сестер Сетон не видела. Горожане продолжали поиски, отправив делегации в близлежащие индейские деревни, ибо подозрения пали на индейцев так же естественно, как дождь падает на землю. Однако те не только клялись в своей невиновности на Библии, не нашлось также ни малейшего следа похищения. Сетоны искали все дальше и дальше. Чарльз Сетон нанял людей, помогавших ему в поисках, в том числе индейского следопыта, а после смерти миссис Сетон, у которой, вероятно, не выдержало сердце, еще профессионального сыщика из Штатов. Сыщик объехал все индейские общины Верхней Канады и дальше, но ничего не нашел.

Месяцы выстроились в годы. Дожив до пятидесяти двух, Сетон скончался, измученный, без гроша в кармане и не в себе. Кэти Слоун так и не вернула былую красоту; она казалась тупой и бестолковой — или всегда была такой? Никто уже и вспомнить не мог. История об этом происшествии распространялась все дальше и шире, пока не превратилась в легенду, которую школьники рассказывали друг другу с массой противоречий, измышленных их усталыми матерями, дабы отвратить своих чад от скитаний. Рождались все более и более дикие теории относительно того, что случилось с двумя девочками; люди писали из самых разных мест, утверждая, будто видели их, или женились на них, или сами были ими, но ни одно утверждение не было мало-мальски обосновано. И ни одно объяснение так и не смогло заполнить пустоту, оставленную исчезновением Эми и Евы Сетон.

Все это случилось пятнадцать лет назад или даже раньше. Сетоны оба мертвы; сперва от горя умерла мать, затем отец, разоренный и опустошенный своими бесконечными поисками. Но история девочек осталась с нами, потому что сестра миссис Сетон вышла замуж за мистера Нокса, вот почему мы виновато замолчали, когда в тот день она вошла в лавку. Я с ней не слишком хорошо знакома, но знаю, что об этом она никогда не говорит. Вероятно, зимними вечерами у очага она находит другие темы для разговора.

Люди исчезают. Я стараюсь не предполагать худшего, но сейчас меня преследуют самые зловещие теории исчезновения девочек. Муж уже спит. Волнует его что-то или он спокоен — я давным-давно не могу сказать, что у него на душе. Наверное, такова природа брака, или, возможно, это просто показывает, что я не слишком в нем преуспела. Похоже, моя соседка Энн Притти склоняется в сторону последнего; у нее есть тысяча способов намекнуть, что я недостаточно прилежна в выполнении своих супружеских обязанностей — если подумать, поразительное мастерство для женщины столь неискушенной. Отсутствие у меня собственных живых детей она полагает признаком небрежения иммигрантским долгом, по всей видимости заключающимся в том, чтобы вырастить рабочую силу, достаточную, дабы содержать ферму без привлечения наемной помощи. Вполне обычная реакция в столь обширной и безлюдной стране. Иногда я думаю, что поселенцы так героически плодятся, испуганно отзываясь на размеры и пустоту этой земли, как будто надеются заполнить ее своим потомством. Или они боятся, что единственный ребенок запросто может ускользнуть, а потому всегда нужно иметь про запас. Может, они и правы.

Когда за полдень я пришла домой, Ангус уже вернулся. Я рассказала ему о смерти Жаме, и он долго изучал свою трубку, как делал всегда, глубоко погружаясь в собственные мысли. Я чуть не плакала, хотя не была слишком близко знакома с Жаме. Ангус знал его лучше, время от времени они вместе охотились. Но я не могла прочесть, что у него на душе. Потом мы сидели на кухне, на наших обычных местах, и молча ели. Между нами, на южной стороне стола, еще один прибор. Мы не говорим об этом.

Много лет назад мой муж уехал на восток. Три недели спустя он прислал телеграмму, в которой сообщал, что надеется вернуться в воскресенье. Мы четыре года ни одной ночи врозь не проводили, и я с нетерпением ждала его возвращения. Услышав громыханье колес на дороге, я бросилась ему навстречу и удивилась, обнаружив в повозке двоих. Когда повозка подъехала, я увидела ребенка лет пяти, девочку. Ангус остановил пони, и с выскакивающим из груди сердцем я кинулась к ним. Девочка спала, длинные ресницы покоились на болезненно-землистых скулах. У нее были черные волосы. Брови тоже черные. Сквозь веки проступали фиолетовые венки. А я слова не могла вымолвить. Я просто смотрела.

— Они были у Французских сестер. Их родители умерли от мора. Я услышал об этом и поехал в монастырь. Там были все эти дети. Я хотел взять ребенка соответствующего возраста, но… — Он умолк; год назад у нас умерла дочь. — Она была самой красивой. — Он сделал глубокий вдох. — Мы можем назвать ее Оливией. Не знаю, хочешь ли ты, или…

Я обняла его за шею и вдруг ощутила, что все лицо у меня мокрое. Он сжал меня в объятиях, а потом девочка открыла глаза.

— Меня зовут Франсес, — произнесла она с заметным ирландским акцентом. В глазах у нее застыла тревога.

— Привет, Франсес, — робко сказала я. Что, если мы ей не понравимся?

— Ты будешь моей мамой? — спросила она.

Я кивнула, чувствуя, как зарделись мои щеки. После этого она успокоилась. Мы вошли в дом, и я приготовила лучший обед из того, что было, — сиг с овощами и чай с кучей сахара, правда, она почти не ела, а на рыбу смотрела, словно сомневалась, что это такое. Она больше ничего не говорила, ее темно-синие глаза перебегали от меня к мужу. Она была совершенно измучена. Я взяла ее на руки и отнесла наверх. Я вся дрожала, ощущая это горячее безвольное тельце. Пальцами я ощущала ее косточки, и они казались совсем хрупкими. От нее исходил затхлый запах, словно в непроветренной комнате. Она уже почти спала, так что я сама сняла с нее платье, башмаки и носочки и подоткнула одеяло. Я смотрела, как она вздрагивает во сне.

Родители Франсес приплыли к Бель-Иль на борту пакетбота «Сара». Третий класс был набит ирландцами из графства Мейо, все еще страдавшими после Великого картофельного голода. Подобно тем, кто попадается на уловку, давно вышедшую из моды, они заболели сыпным тифом, когда самая страшная эпидемия уже пошла на убыль. Около сотни мужчин, женщин и детей умерли на том корабле, затонувшем на обратном пути в Ливерпуль. Несколько детей осиротели и были помещены в женскую обитель до тех пор, пока не смогут обрести свой дом.

Войдя на следующее утро в гостевую спальню, я обнаружила все еще спящую Франсес, хотя, когда я осторожно тронула ее плечо, мне показалось, что она притворяется. Испугалась, понятно; возможно, она слышала ужасные истории о канадских фермерах и думает, что мы собираемся сделать из нее рабыню. Улыбаясь, я взяла ее за руку и повела вниз, где уже приготовила перед печкой лохань с горячей водой. Не отрывая глаз от пола, она подняла руки, чтобы я сняла с нее длинную юбку.

Я выбежала из дома в поисках Ангуса, который за углом дома рубил дрова.

— Ангус, — зашипела я, кипя от злости и одновременно чувствуя себя полной дурой.