Книга Наемники фортуны - Алексей Бобл

А седой посмотрел на экран лэптопа и сказал:

– Егор… Редкое имя сейчас. Кто тебя так назвал?

Я пожал плечами:

– В детдоме.

– А фамилия еще интереснее – Разин. О детстве совсем мало сведений… Может, расскажешь нам?

– Не было у меня детства. Детдом, и все дела. Потом летно–военное училище…

– Которое ты не окончил. Так, из характеристики: малоэмоционален, замкнут, неразговорчив, предпочитает роль стороннего наблюдателя, нет друзей… Короче, общительным болтуном тебя не назовешь, а, Разин? Интровертный тип, вот как это в психологии называется. Самодостаточен, себе на уме. До выпуска не дотянул полтора месяца и вместо красного диплома получил два года условно за драку… – седой опять кинул взгляд на экран, – с нанесением тяжких телесных повреждений. Двоим.

– Эти уроды девчонку в машину тянули. Ночью. Школьницу. Платье на ней было порвано, и кричала она. А я в училище шел из увольнительной…

– И один из уродов оказался сыном вице–губернатора края, – продолжал седой. – В результате девушка так и не подала заявления о попытке изнасилования, тебя же выгнали из училища, после чего про Егора Разина долго не было слышно. Почему?

– Да завербовали его! – Генералу явно надоели все эти разговоры. – Наемники ведь как шлюхи со своими сутенерами, которые на них деньги имеют. Завербовали, в лагере каком–нибудь в горах отсиживался, потому и сведений нет. А, Разин? Что, не так было?

Я покачал головой:

– Это ты сутенер, солдат своих под пули ко всяким моджахедам посылаешь. А я сам места выбирал, куда лететь и за кого воевать.

– Солдат Родина посылает! Они за страну свою воюют! А ты… ты за бабки сраные!

– Родина или правительство? А гибнут они за страну или за хозяев страны?

Я мог говорить что думаю, терять мне было нечего – больше одного раза не расстреляют. Вот только зачем этот разговор, к чему тут штатский хрыч, расспросы о детстве, лэптоп на столе? Хотели бы завалить – вывели бы из КПЗ в тюремный дворик, окруженный глухими высокими стенами, да пулю в затылок.

Седой произнес:

– А ты вроде равнодушен к своей судьбе, Разин. Неужели такой смелый? Или такой глупый? Мы ведь не пугаем – тебя и вправду расстрел ждет.

– Не очень я смелый, – сказал я. – Хотя глупый, иначе не сидел бы здесь. Но тут в другом дело: просто все к этому шло.

Он посмотрел на меня с интересом:

– Что именно?

– Судьба моя к этому катилась. К ракете, летящей прямиком в кабину, или вот к такому… Я свыкся уже, что так все закончится. Ну или примерно так.

Седой потер печаткой на пальце подбородок.

– Неужели? Ты же деньги зарабатывал. Зачем тогда?

– Летать люблю. Хотел на острове в Карибском море поселиться и частный аэродром открыть. Был там когда–то… Хорошие места.

– И много заработал? – хмыкнул генерал.

– Туристов возить, – закончил я, проигнорировав его.

– Ясно. – Седой глядел мне прямо в глаза. – А перед тем как в Киев попасть, что ощущал?

– Что это последнее мое дело… Последнее место, куда я попаду. Уже не выберусь оттуда.

– И все же полетел?.. Фаталист. Хотя из Киева таки выбрался. Тебе, впрочем, от этого не легче. – Седой перевел взгляд на лэптоп. – Продолжаем. Что нам тут база данных говорит?.. Второе место в училище по боксу, мастер спорта. Так… Тургай, операция на Медео, Свободная Молдавия… Надо же – и в Крыму был, Бахчисарай бомбил. Теперь вот украинский конфликт…

Он закрыл лэптоп и вопросительно посмотрел на генерала.

– Да ладно, делайте что хотите! – как–то совсем не по–военному, почти что с детской обидой бросил тот. – Мне Илья Андреич наказ дал… Хотя я бы убийцу этого кровавого, будь моя воля, собственноручно… – Он сжал кулак, взмахнул им и отвернулся.

Седой кивнул. Блеснув золотой печаткой, снова потер подбородок, достал мобильник–раскладушку и свел брови над переносицей, что–то прикидывая. Я сидел неподвижно, борясь с желанием развернуться на стуле и почесать скулу об угол спинки.

Седой раскрыл мобильник и в упор посмотрел на меня.

Было в этом человеке что–то магнетическое. Взгляд холодный, властный, гипнотизирующий даже. Вроде бы какой–то штатский стручок, но явно чувствовалось, что из этих двоих главный он и судьба моя зависит сейчас не от генерала.

Я внутренне подобрался. Зуд в скуле мгновенно прошел, и между лопаток пробежала волна озноба. Что–то должно произойти! Подобные предчувствия не раз спасали мне жизнь – я вовремя уходил на вираж или сбрасывал скорость, давил на кнопку, пуская ракету. Вот только не помогли они мне спасти ни Барцева, ни Опанаса, ни Серегу Шмакина… никого, кроме себя.

– Еще можешь выжить, Разин, – произнес седой, в такт словам постукивая по крышке лэптопа указательным пальцем. – Мне нужен человек для эксперимента. Опасного. Шансы где–то тридцать на семьдесят, что жив и цел останешься. Если согласишься и если выживешь – тебя отпустят. Если откажешься – в расход. Выбирай. У тебя две минуты.

Он ждал, не опуская мобильный. Я открыл рот. Закрыл. Опять собрался задать вопрос – и промолчал. Как оно все неожиданно повернулось! Надо было спросить, что за эксперимент, как долго он продлится и где гарантии, что, если выживу, меня отпустят, а не поставят к стенке… но я и так знал ответы. Вернее, знал, что их не будет. Я пойму, что за эксперимент, только когда он начнется. А про гарантии седой ответит, что их нет. Только его слово… слово человека, даже имени которого я не знаю.

– Почему я? У вас мало «мяса» по тюрьмам и колониям?.. – Я замолчал, вспомнив, как вчера тюремный врач налысо обрил мне голову. Потом конвой притащил в камеру какую–то аппаратуру, пришел узколицый молодой парень в белом халате, явно не из местного персонала. Под халатом костюм, на ногах дорогие туфли, пахло от него хорошим одеколоном. Он нацепил какие–то датчики мне на голову и снял показания. Потом долго хмурился, рассматривая бумажную ленту с закорючками, выползшую из прибора, после чего побежал звонить куда–то.

Внимательно наблюдавший за мной седой кивнул.

– Вспомнил? У тебя необычная динамика изменения амплитуд биопотенциалов мозга. Найти такого человека нелегко.

– Но во мне ничего такого нет. Я никакой не экстрасенс, не телепат. Ничем от остальных людей не отличаюсь.

Он приподнял брови:

– Уверен? У человека с таким отклонением обычно лучше развита интуиция. Как у тебя с интуицией, Разин?

Я моргнул. Интуиция… Он что, про мои предчувствия говорит?

– А зачем вы вообще моего согласия спрашиваете? У смертника? Можете ведь сделать со мной что хотите…

– Мы не частная корпорация, Разин, перед тобой армейский генерал и старший научный сотрудник государственного учреждения сидят. Нам нужно твое согласие, подпись на документе.