Книга Зовите меня Апостол - Р. Скотт Бэккер

Раскрытый бумажник — лучшее средство от соплей и истерик.

Супруги приняли все, даже несусветную цену, не споря и не пытаясь торговаться. Кажется, я мог бы заломить и вдвое, и втрое — мистер Бонжур кивнул бы с той же покорностью, соглашаясь. Жена же его ради дочки печенку свою продала бы китайскому тюремному госпиталю. Меня тут же кольнуло сожаление: такой ведь шанс заработать упустил… Ну, вы знаете, это вроде как вздыхаешь тайком, когда чувствуешь: большое пролетело мимо и поздно его хватать. Понимаю, такие откровения не слишком мне льстят, но разве вы сами не задыхаетесь под кучей счетов, приходящих все время и отовсюду? А у Джона Бонжура бумажник чуть не толще его самого, прямо лопается в руках.

Трудно сдержать раздражение, когда видишь, сколько получает желающий твоей помощи, и сравниваешь со своим убогим доходом. Как только я догадался о профессии мистера Бонжура, у меня на языке так и завертелся вопрос. Наконец пришло время его задать.

— У меня последний вопрос, — объявил я. — К вам, мистер Бонжур. Как я понимаю, вы — адвокат и ваша фирма наверняка регулярно нанимает частных детективов.

Глянул на меня удивленно и испуганно: как так, я ж ему вроде не говорил?

— Я не уверен, что понимаю вас…

— Такое дело, чреватое последствиями… очень большими последствиями, вы же понимаете, тут столько личного… оно же требует доверия, правда?

Я выдержал паузу — пусть поразмыслит про доверие ко мне, в самом-то деле.

— Почему же вы обратились в мое агентство, а не к тем, кого хорошо знаете?

— Это я придумала, — созналась Аманда.

Я так и предполагал — но подтверждение обрадовало.

— Почему?

Джонатан Бонжур посмотрел на меня с вежливым интересом — так доктора разглядывают результаты биопсии.

— Простите, мистер Мэннинг, но у меня несколько, хм, предвзятое мнение о людях вашей профессии.

Ну-ну. У шлюхи предвзятое мнение о стриптизерках. И еще извиняется, законник вонючий.

— Скажем так: мое мнение сформировалось как результат большого личного опыта.

— Не только в этом дело, — добавила Аманда нервно. — Знаете, Джонатан уже был там, спрашивал, и те люди… они скорее вашего круга, в общем, как вы…

— Как я? Само собой. — Я помимо воли улыбнулся, кивнул. — Вы имеете в виду, социально и финансово несостоятельные?

Миссис смутилась — на три секунды.

— Мы думали, вы сможете… говорить на их языке.

Гребаные богатеи. Всегда им неловко и стыдно за свой достаток, за свою ухоженность и образованность. Но это, конечно, если сохранилась хоть капля совести.

— Что, моя рекламка настолько дешево выглядит?

Пара смущенных смешков.

Как будто все обговорено и рассказано — а ведь прояснилось не много. Столько осталось нестыковок в простом вроде бы деле. Наверняка, если хорошенько и спокойно обдумать, и простым оно вовсе не покажется. Возможно, вообще перевернется с ног на голову.

Я сказал: у меня, дескать, еще пара расследований на руках, но с их делом начну прямо сейчас. Когда пропажу расследуешь, главное — время.

Затем я поступил как обычно с новыми клиентами: вручил супругам Бонжур список заданий. Пусть обыщут комнату дочери. Старые дневники, признаки употребления наркотиков, CD или DVD, карты памяти от фотоаппарата — все может пригодиться, навести на след. Пусть позвонят Калебу Нолену, сообщат про меня, попросят помогать всеми силами. И Ксенофонту Баарсу пусть тоже позвонят — само собою, скрывая гнев.

— Пожалуйста, никаких эмоций, — предупредил я простодушно. — Это не ради самоутверждения, не ради доказательства правоты. Это для дела.

Тут в чем хитрость? Бонжуры пришли ко мне, отчаявшись. Ничего другого им не осталось. Они меня наняли, но надежды не прибавилось. Бонжуры попросту сменили одно отчаяние на другое, отдали свою беспомощность в иные руки — и все. Вспомните, как ощущаете себя, когда в доме орудует монтер, сантехник или — горше всего — спец по компьютерам. Вы вынуждены ему довериться и бессильно смотреть, как он работает, глядя на вас будто на мебель.

Мои же клиенты уносят из конторы не только искру надежды, профессионально раздутую и подкормленную, но и ощущение собственной значимости, возможности помочь, поучаствовать. Исполнить важные, необходимые дела.

Им приятно и мне полезно — не всегда, конечно. Есть клиенты, способные любую мелочь превратить в увесистую пакость и мне, и себе.

Я проводил Бонжуров до стеклянных дверей офиса с торжественностью и серьезностью, достойной директора погребальной конторы. Там случилась неловкая заминка: миссис Бонжур опустилась на колено, завязывая шнурки. Супруг скривился, глянул нетерпеливо — вот беда-то, ну почему бы тебе просто не сказать «до свидания» и не управиться с этими чертовыми шнурками где-нибудь еще? Ну напасть: дело сделали, как разумные солидные люди, а она…

Тут мне досталась своя толика раздражения и смущения. С ними трудно бороться, когда клиент от нечего делать рассматривает трещины на потолке и вытертый линолеум. Да уж, душок будто у прогорающего бюро путешествий: все выношенное, потрепанное, по углам плесень. Успешнейшее и знаменитое «Агентство Мэннинга», мать его. Представляю, как они заберутся в свой «БМВ», надежный и звуконепроницаемый, и мистер поделится своими впечатлениями, равнодушно так пожав плечами: мол, больше ничего не оставалось: «Знаешь, дорогая, это место — такая грязная свалка!»

И вдруг я понял: миссис Бонжур плачет. Опустила голову на колени, щекой прижалась — нелепая, беспомощная, жалкий отросток своей же тени, раздутой, больной, брошенной косым светом на вытрепанный коврик у двери. Дрожала, будто щенок у ветеринара, поскуливая тихонько, почти неслышно.

Вот бля!

Сперва я о себе подумал: не иначе, даму переполнило унижение. Надо же, к такому грязному, низкому типу идти на поклон. Но скоро опомнился: тьфу ты, глупости какие! В другом дело. Потом, раскопав, разнюхав, понял: тогда я впервые увидел настоящую миссис Аманду Бонжур, в девичестве Мэнди Паттерсон. И эта Мэнди знала и помнила кое-что не совсем подходящее для миссис Бонжур, респектабельной супруги адвоката Джонатана Бонжура.

Странно, не правда ли, — внезапно увидеть живого человека за маской? Узнать, разгадать истинное за слоями привычек и повадок. Будто впечатления, тасуясь картами в колоде, вдруг выстраиваются — и в мгновение ока незнакомец делается родным и близким, становится своим.

Плакала она ровно полминуты. Затем встала, глянула на супруга с мгновенной ненавистью, кивнула мне, прощаясь, и шагнула за дверь, в чересполосицу теней, разлиновавших коридор. Вышла на улицу — гладкой, плавной, уверенной походкой, а шнурки ее левой туфли мотались вперед-назад с каждым шагом. Джонатан Бонжур молча плелся позади.

А мне было неловко и стыдно — будто увидел что-то нелепое, но героическое. То, чего так и не сумел понять.