Книга Здесь стреляют только в спину - Сергей Зверев

– Ерунда, – заявил Блохов. – Кан – это мелкие неприятности. Вот то, что случилось в Ленске, – это полная репетиция апокалипсиса. Особенно когда разрушилась нефтебаза и в Лену хлынули нефтепродукты... Впечатления жуткие. Дамбы прорываются, нефть рекой, «сушки» бомбами молотят по заторам... А тут вдруг лемминги начинают покидать береговую зону! Крысы такие северные. Не приведи бог увидеть. Лезут из всех нор, щелей... Сплошным ковром – плечом к плечу, на километры фронтом, дружно топают в тайгу. Вот где дух захватывает...

Я пыталась представить. Дошла до того места, как ковер пищащих зверьков обтекает босые ноги со следами прошлогоднего педикюра...

– Летим в дождь! – крикнул пилот. – Вы как хотите, а я снижаюсь! – У сахаляров потрясающее чувство юмора; от отцов, видимо, досталось, женившихся на якутках.

Кто мог, припал к иллюминаторам. Картина за бортом менялась не в лучшую сторону. Бледные облачка, вносящие разнообразие в монотонную голубизну, сменили цвет, сплотили ряды и перешли в наступление. Это образование явно носило дождевой характер – серую мглу чертила косая штриховка. Грозы в Якутии не редкость. В том числе и сухие: никакой воды, а молнии бьют, как из «Катюш». Жуткое зрелище. Не так давно трансформатор на стрельбище разворотило – прямым попаданием...

Пилот плавно повел машину к земле. Зеленый ковер бросился в глаза. Стали прорисовываться отдельные детали вида в плане – макушки деревьев, каменные россыпи на отмели извилистой речушки. Снизившись метров до двухсот, вертолет выровнял хвост. Под полозьями вновь побежал массив. Но праздничность пейзаж уже утратил. Лес потемнел вместе с небом. В завершение по иллюминаторам ударила вода...

– Между прочим, господа, в метеосводке из Грязина дождь не значился, – оповестил на весь салон Усольцев. – Над всей Якутией обещали безоблачное небо.

– Синоптики не ошибаются, – хохотнул Саша Турченко, – ошибается погода.

Невзгода бледно улыбнулась, но ничего не сказала.

– Неправда, – вспомнила я. – Синоптики с Бестяхской обещали дождь.

– Значит, ваши угадали, – оскалился Усольцев.

Боголюбов пристроил на коленях планшет. Развернутая им карта имела потасканный вид (видимо, в ответственные дни на нее ставили всё, в том числе закуску), однако, вытянув шею, я смогла прочесть вверх ногами знакомые названия.

– Полпути позади, – покосился на старшего Блохов.

– И немного осталось, – добавил Турченко.

Боголюбов молчал. Он мрачно рассматривал карту и что-то высчитывал; щетинистые губы отрывисто дрожали.

– Мне не ясен смысл спасательной операции, коллеги, – обронил Сташевич. – Кого и где мы собираемся спасать? От Хананги до Медвежьего кряжа – безнадежная глушь. Овраги поросли лесами, сплошные ельники; если самолет упал на дно, мы его не увидим. Работать нужно в комплексе: наземные поиски плюс координация с воздуха. А какой смысл кружить над массивом? Долго не протянем – нам на этом бензине еще возвращаться.

– Горючка у вас за спиной, – буркнул Блохов. – Двенадцать ведер в канистрах – недостаточно?

Не знаю, как насчет ведер, но в салоне были установлены еще и два дополнительных топливных бака – грубейшее нарушение техники безопасности. При аварии хорошо горят, а до аварии приводят к нарушению центровки воздушного судна.

– А в дождь искать особенно приятно, – подала голос работница департамента «разведки».

Липкин приоткрыл глаз и с интересом уставился на нарушившую обет молчания даму. У нее оказался выразительный, запоминающийся голос с ироничными интонациями.

– А дождь не навсегда, мадам, – продолжал полемику Усольцев. – Мы пролетим эту тучу со свистом. Вот увидите: в районе Медвежьего кряжа нас ожидает изумительный романтический закат. Скажите, мадам, – Усольцев хихикнул и подмигнул, – вас в департаменте учат разглядывать только пожары? Или с любой внештатной ситуацией вы справляетесь на «отлично»? Как насчет падающих самолетов?

Этот кадр оказался нервным. Люба его не испугалась.

– Нас учат наблюдать, коллега, – с недоброй улыбкой сказала она. – Пожары и падающие самолеты – не самые приоритетные направления в нашей работе. Не вынуждайте меня доказывать свою наблюдательность. Зачем вам конфузиться?

– Нет, вы меня заинтриговали, – скалился Усольцев, – было бы интересно послушать.

– Хорошо, – приняла вызов Невзгода. – Вы не прочь сходить в туалет. Угадала?

Публика захихикала.

– Попала, душечка, – не смутился Усольцев (но улыбка слегка потускнела). – Охотно сбегал бы по-маленькому, но, боюсь, случай представится не скоро. Часа через два, верно?

Невзгода дождалась, пока он закончит, и переключилась на других.

– Девушка напротив меня – полагаю, выдает себя за медика? – сильно озабочена. Она никогда не летала на вертолетах, ее тошнит, дождь за окном бесит, собственное невежество в медицине угнетает, но больше всего ей интересно, что скажет муж, когда придет домой и не обнаружит за гладильной доской жену.

– Меня это не беспокоит, – пробормотала я.

– А кто сказал «беспокоит»? – удивилась наблюдательница, – Я сказала «интересно». Есть разница?

Она попала в самую точку. Именно поэтому, невзирая на растущую тревогу, я не хотела в данный момент оказаться дома. Пусть волнуется.

– Браво, – заметил Турченко.

– А тебе, Саша, надо поменьше на нее посматривать, девушка замужем. Это не самый счастливый брак, в нем хватает шероховатостей; но, заметь, разъяренная своим семейным статусом дама никогда не станет носить кольцо на правой руке.

Турченко не претендовал на роль мачо. Он покраснел. Я, кажется, тоже.

– Это понятно, – согласился Усольцев. – А дальше?

– А дальше возьмем мужчину в углу, делающего вид, будто он посторонний... – Борька Липкин оживился и открыл второй глаз; впрочем, потом передумал и закрыл оба. – Если вы посторонний, будьте добры им и оставаться. Незачем каждые тридцать секунд открывать глаз и выискивать во мне женщину. Она там есть, можете не сомневаться.

– Я учту, – намотал на ус Борька.

– А ваш коллега по цеху, – кивнув на Сташевича, обратилась Люба к Усольцеву, – озабочен предстоящими поисками. Он прикинул расход топлива и высчитывает, как долго мы сможем кружить над районом предполагаемого бедствия, прежде чем свалимся.

– Два с половиной часа, – вздрогнул Сташевич, – учитывая обратную дорогу.

– Он не мой коллега, – покачал головой Усольцев, – не имею чести знать. Мы из разных отрядов. Он – из Чернышевского, я – из Ытык-Кюеля.

– А вас зовут, если не ошибаюсь, Антоном? – повернулась Невзгода к Блохову.

– Правильно, – кивнул бородач. – Можно без отчества.

– Вы много пили вчера, Антон. Осмелюсь предположить, это было не шампанское и не кьянти. Рада за вас, коллега. Завидую людям, имеющим пятидневную рабочую неделю.