Книга Мето. Остров - Ив Греве

Однажды вечером, когда мои друзья возвращаются в загон, Клавдий говорит мне:

— Один из их главарей, не знаю его имени, спросил, как ты себя чувствуешь. Когда он узнал, что тебе лучше, сказал, что в скором времени тебе следует ожидать вызова на Первый Круг для уплаты по счету. Речь только о нас с тобой, о зачинщиках мятежа. Как только ты встанешь на ноги, они устроят судилище.

— Что нам грозит?

— Если они докажут наш сговор с Цезарями или с Юпитером и его сыновьями, нас могут приговорить к смерти.

— Вот еще! Клавдий, ты не знаешь, где моя сумка? В ней были ценные документы.

— Материалы по естественной истории, о женских особях?

— Их называют «женщинами», Клавдий.

— Да, ты прав, о женщинах. Помнишь, ты когда-то обещал, что однажды я увижу их живую представительницу? Боюсь, не скоро это случится… Там еще была тетрадочка с нашими именами, где возле каждого стояла буква. И была серая металлическая папка с кодовым замком, который открывается комбинацией из десяти цифр. Все это у нас забрали. Они сказали «Посмотрим потом». Если хочешь знать мое мнение, нам едва ли удастся вернуть эти вещи.

— Особенно если после судилища нас убьют, — говорю я, кисло улыбаясь.

— Не нравятся мне твои шутки, — вмешивается Марк. — Тем более что наши хозяева и впрямь на такое способны.

— Вы не правы, — возмущается Тит. — Эти парни злятся на нас, потому что у них собачья жизнь, но они нам не враги. Они нас приютили, они кормят нас, они вылечили Мето. Мы должны относиться к ним уважительно.

— Я не могу им доверять, — говорит Марк. — До сих пор не могу простить им испытания, которое они нам устроили на второй вечер. Да ты и сам думал, что отдашь концы!

— Да, но это была всего лишь игра. Доказательством служит то, что все мы живы!

Я собирался прервать спор, но мне стало интересно, что же тогда произошло.

— Расскажите мне, что было?

И вот что поведал Клавдий:

— Следующий день после битвы был самым тяжелым. Рваные Уши заставили нас привести в порядок поле боя. Мы должны были собрать все оружие, одежду, обрывки ткани и гильзы, а еще перевернуть комья земли, политой кровью, чтобы замести все следы происшедшего. Наши вещи были собраны посреди пещеры. Кто-то из Рваных Ушей рыдал, другие срывали злость на чем попало. Нам приходилось увертываться, чтобы не попасть им под горячую руку. В начале вечера, когда мы молча подкреплялись остатками припасов, оставшихся в наших карманах, один из них подошел и сказал, что нам предстоит пройти большое испытание. Правила просты: нам дают четыре минуты, чтобы спрятаться. Когда найдут первого, то игра будет окончена, но бедняга будет тотчас убит. Если же в течение четверти часа не найдут никого, то все мы останемся живы. Мы должны были ждать сигнального выкрика, чтобы начать прятаться. Можешь себе представить, в какой мы были панике. Тит собрал всех и дал дельные советы: рассредоточиться по одному, смочить руки и лицо, чтобы потом замаскироваться пылью, прятаться в глубокие ямы и расселины, принять удобное положение и лежать неподвижно. Раздался пронзительный вопль, понеслось громкое улюлюканье: игра началась. Самое трудное было рассредоточиться и углубиться во тьму незнакомых коридоров. Ямы здесь повсюду, но немногие из них достаточно глубоки, чтобы в них можно было укрыться от таких искушенных охотников, как Рваные Уши. Мы едва успели попрятаться кто куда и замерли в ожидании своры наших разгоряченных мучителей. Вооружившись факелами и железными прутами, они тыкали ими в каждую щель. Многие из нас чувствовали, как жар лижет кожу, как тлеет на теле одежда. Октавию обожгли локоть, но он смолчал. В общем, несмотря на предельную усталость и страх, мы все же выстояли.

— Ты забыл упомянуть, что одного они все же нашли. Все слышали, как он плакал и умолял о пощаде, — перебивает Марк.

— Дай мне закончить, — ворчит Клавдий. — Да, мы слышали чей-то плач, но в конце игры все оказались живы. Скорее всего, они хотели просто запугать нас и никого казнить не собирались.

— А ты уверен, — спрашиваю я, — что знал в тот момент всех бежавших из Дома и выживших после боя?

— Эта история не давала мне покоя несколько ночей. Я много раз мысленно вспоминал всех детей, уцелевших в бою. Я всех опросил. И пришел к выводу, что в тот вечер не было никакой казни. Теперь ты все знаешь, Мето, и мне бы очень хотелось, чтобы больше мы об этом не вспоминали. Давай спать.

С сегодняшнего утра мне разрешено садиться. У меня все еще сильно болит правый бок. Когда я поворачиваюсь, чтобы поправить подушку, или когда усаживаюсь, моя рана дает о себе знать: такое впечатление, что в живот мне вонзают иглы. Новое положение позволяет мне лучше видеть, но в нем труднее оставаться незаметным. Теперь мне приходится изо всех сил напрягать слух, чтобы уловить обрывки разговоров, поскольку хозяева пещеры уже не подходят ко мне близко.

Однажды меня узнал парень, которого когда-то звали Плавт; я появился в Доме, когда он был уже Красным. Сначала он несколько раз прошел мимо меня, подавая еле заметные знаки, но наконец решил остановиться. Это было в тот день, когда все покинули пещеру раньше обыкновенного.

— Я помню тебя, Мето. Ты был тогда маленьким упрямцем.

— Плавт, как ты вырос! Ты бы даже в ворота Дома не прошел.

— Теперь я не Плавт. Я отказался от своего рабского имени. Теперь я Неохамел. Похоже, ты пошел на поправку. Наш Шаман творит чудеса. Знаешь, он просто волшебник.

— Я видел его. У него было…

— Ни слова больше! Нельзя говорить о его внешности, он невидим.

— Вовсе нет, уверяю тебя, я его видел!

— Ты, должно быть, бредил, у тебя был жар, — возразил он, внезапно повысив голос, — и тебе померещилось, что ты его видел. Вот тебе мой совет, и следуй ему всегда: не возражай мне, когда я говорю, что ты был не в себе. И главное, Мето, не говори никому о том, что ты мне сейчас сказал.

Он замолчал и на секунду задумался.

— Здесь, — добавил он доверительным тоном, — поговаривают, что человек, взглянувший в глаза Шаману, через два дня умрет.

— Я ничего не скажу, обещаю.

— Я тоже. Ну, а теперь отдохни. Если все окончится хорошо, я когда-нибудь возьму тебя с собой на охоту.

Сегодня утром мне разрешено, с помощью Марка и Октавия, сделать несколько шагов. Два-три шага я прохожу сам, без их поддержки. Они соединяют вытянутые руки, готовые меня подхватить, если я покачнусь. Я счастлив, что стою на ногах, несмотря на боль, но внезапно меня охватывает изнеможение, и друзья отводят меня на кровать. Я засыпаю мгновенно.

Я заново учусь ходить. Мне велят неукоснительно следовать предписаниям невидимки Шамана. Каждый день я должен проходить с поддержкой товарищей на десять шагов больше, чем накануне, а самостоятельно — больше на пять. Через несколько дней мне назначают новое упражнение: взбираться по приставной лестнице, добавляя по две ступеньки в день. Это тяжело, и частенько я едва не скатываюсь кубарем вниз, но меня подхлестывает желание поскорее выбраться наружу, увидеть небо.