Книга Законы Рода. Том 8 - Ascold Flow

восхищался хирург телом пациента, продолжая оперировать.

— Мы можем начать залечивать раны? — поинтересовались маги-целители, удивлённые не меньше врачей.

— Можете, только… Знаете, кажется, ваша помощь не очень нужна… Вот, смотрите… Видите нитки в коже?

— Срослась? Сама?

— Невероятная регенерация. И это он без сознания, под наркозом… Тело реагирует само.

— Он выглядит так молодо… Сколько ему лет? — удивился старший лекарь.

— Тяжело сказать… Слухи говорят разное… Но точно знаю, что он студент. А воин, что притащил его на себе, — наставник из академии.

— Такие таланты… Неудивительно, что Россия столь могущественна, — вздохнул младший из лекарей.

— К утру сюда прибудет их первый добровольческий полк. У нас будет возможность лично убедиться, чего они стоят. Может, он — исключение из правил!

— Может…

— А-а-а-а! — резко открыв глаза, пациент заорал от боли.

— Опять проснулся? Да что такое… Третий раз уже! Доброслав, наркоз! Показатели хорошие, давай сразу двойную дозу!

Вскоре в операционной вновь воцарилась тишина, которую прерывал писк аппаратуры, что показывала, как успокаивается сердцебиение юного мага.

* * *

Как проснулся, в нос ударила ядрёная смесь запахов: лекарства, кровь, хлорка… Не открывая глаз, принялся оценивать своё состояние.

Первым делом посмотрел внутренним взглядом на источник. А надо мной местные лекари неплохо так поработали. Магические каналы больше не выглядят растянутыми и воспалёнными, источник вновь медленно процеживает ману внутрь, преобразуя её в эфир, а мои драгоценные Колонны вновь слегка светятся.

Восстановление всё ещё должно было проходить осторожно, шаг за шагом, без больших магических нагрузок. С телом же…

— Ох… — Я поднял голову и, открыв глаза, посмотрел на своё тело, всё обмотанное бинтами. — Башка-то как болит… Последнее, что помню, — свет ламп и усатое лицо мужика в халате, который напяливал на меня медицинскую маску с анестезией. Сто процентов из-за него голова болит…

В венах торчали иглы, надо мной нависали пакеты с физраствором, а к груди были присоединены датчики, считывающие моё состояние

— И зачем столько всего? Вроде же нормально всё было… Просто переработал чуток, выгорел изнутри… Поспал бы, и прошло, — заворчал я, и тут в палату вошла медсестра.

Увидев, что я проснулся, она тут же выбежала, что-то крича на ходу.

— Полежали и хватит… — И я начал избавляться от всяких игл и датчиков.

Оно, конечно, для тела полезно, но у меня своя сила исцеления работает не хуже, чем все эти достижения медицины. Вон кровь мигом свернулась, и все ранки от этих игл затянулись. А вот пожрать я бы не отказался…

— Так, а где мои часы и кулон? Где мой пушистый маньяк? — огляделся я.

Прибежавший врач тут же затараторил и попытался меня силой уложить обратно, но сделать ему это, само собой, не удалось. Следом вбежал ещё один мужик, и я уже было приготовился к схватке, думая, что это тупоголовый, но очень сильный санитар, чья задача — успокаивать пациентов любым способом, но нет — это оказался переводчик.

— Мирослав, как вы себя чувствуете? Врач спрашивает, кружится ли голова, есть ли ощущения тошноты? — любезно перевёл он тарабарщину врача.

Вот ведь… А когда меня сюда принесли, так свободно говорил… Теперь вот ни слова не понимаю. Голова чугунная.

— Всё хорошо. Голова болит, голод сильный. Жажда. Я могу идти, диагностику тела я уже произвёл. Где мои вещи и хомяк?

— Хомяк? Какой хомяк?

— Пфи! — С грушей в руке вылез Фома из своего царства и затряс моим кулоном и часами.

— О! Дай укусить!

— ПФИ-И-И-И! — Тут же начал уклоняться от моих выпадов пушистый проглот.

— Ну хоть сухпай выдай, жадина! — попросил я, возвращая часы и кулон на свои места.

Люди при виде хомяка немного стушевались.

— Фамильяр, — кратко сказал я, и многозначительное «А-а-а-а-а…» было мне ответом.

— Фома, одеться бы… Ох, а куда моя прелесть в горошек исчезла? — обратился я к переводчику, заглядывая под халат и тот быстро задал вопрос прекратившему глупые попытки перебороть меня доктору.

Он спросил у медсестры, и та вызвала санитарку, которая вручила мне мою прелесть. Чистые и свежие. Даже заштопанные в том месте, где пуля снайпера повредила ткань. От воспоминаний болезненного удара в правую половинку драгоценной филейной части одного сумасшедшего ярла стало не по себе. Хорошо, что он не взял немного левее…

— Спасибо. — И пальцем показал, чтобы все отвернулись. Как мою просьбу выполнили, я скинул халат, стянул многочисленные бинты и прикрыл свои самые ценные активы любимыми труселями. — Фома, дай костюм какой-нибудь. Военного типа.

— Пи… — Махнул рукой пушистый, и на койку упала одежда.

— Куда вы собираетесь, — спросил врач, а переводчик перевёл мне вопрос.

— Искать столовую… Или сейчас не время обеда? Город не штурмуют? Сколько я вообще проспал?

— Операция закончилась два часа назад. Вы должны были ещё около десяти часов приходить в себя, но… Как мы уже убедились, стандарты и нормы с вами не работают, — улыбнулся врач, поправив очки. — Вами занимались всю ночь, из вас извлекли более полусотни металлических объектов. Пули и осколки…

— Так много? То-то у меня всё зудит… Заживает… А уже утро, да? Я успею на завтрак?

— Да. Я проведу вас в столовую… Извините, наш рацион в военное время не самый богатый.

— Да ничего. Если что, я военный сухой паёк съем. Мне бы чайку с сахаром, и нормально.

— Что же, этого у нас хватает, — ответил переводчик словами врача, который любезно указал на дверь, предлагая мне выйти.

Сходил я в столовую, посмотрел на размеры порций, объёмы чашек с чаем и — решил не объедать бедолаг. И свой сухпай при них тоже не есть. Ещё от концентрированного потока зависти в кому впадут… Ну его… Надо Цербера найти.

Прежде чем уйти из больницы, пришлось ждать сопровождающего. Тот примчался весь грязный и потный, явно уставший и последние сутки не спавший. Бедный… Загоняли до смерти бедолагу.

Этому парню не было и тридцати. Он очень плохо говорил по-русски, но кое-как мы наладили контакт. Даже переводчика, что увязался за мной следом, не пришлось привлекать.

Выехали с парковки и отправились бог знает куда. Водитель сказал, там, куда мы едем, будет и Цербер, и «други русы».

Пока ехали, смотрел на прекрасный город, который пребывал в режиме обороны. Половина улиц перекрыта и перекопана,