Книга Ближние соседи - Станислав Петрович Федотов

вас».

– Великий Кун-цзы снова оказался прав!

– Ты нашёл работу?

– Да, дочка. Завтра с утра приступаю. А что у тебя?

Цзинь рассказала о встрече с Машей Пушковой. Ван Сюймин покачал головой:

– Какой счастливый день! И как тут не вспомнить Учителя: «Сердца, как цветы, – их нельзя открыть силой, они должны раскрыться сами»? Вот и сердце девушки раскрылось, Сяопину помогло.

В общежитии кроме Маши оказался ещё один человек, плотный мужчина лет сорока в форме путейца. Он сидел на диване в ногах спящего Сяопина, широкая ладонь поглаживала тело ребёнка, прикрытое уже не платком, а лоскутным одеялом. При появлении старого Вана и Цзинь он встал и слегка поклонился:

– Позвольте представиться: Вагранов Семён Иванович, начальник станции.

Сюймин тоже поклонился, представился сам и назвал дочь.

Маша уже накрыла на стол: разрезала варёную курицу, разложила овощи и лепёшки, поставила графинчик водки и стопки. Гости пить отказались, а Маша и Вагранов выпили.

Разговорились. Цзинь переводила. Она хотела было рассказать о событиях в Благовещенске, но отец запретил, зато сам охотно поделился радостью: предстоит большая и для него как мастера интересная работа. Пообещал сшить Маше джимы хромовые с длинными голенищами на кнопках, а Вагранову – сапоги. Спросил, не подскажет ли начальник станции, где можно снять комнатушку, хотя бы на первое время.

– Здесь, в общежитии, есть пустая комната, – сказал Семён Иванович, – однако только для служащих станции. Вот если бы Цзинь пошла к нам работать…

– Я ничего не умею, – потупилась Цзинь.

– Русскую грамоту знаешь? – спросила Маша.

– Нет, только китайскую.

– Я тебя научу. Наша-то полегче вашей будет. Семён Иванович, ты вот жаловался, что помощника нет, кто бы мог с китайцами общаться. Возьми Цзинь.

– Да я и сам приглядываюсь по этому делу. По-моему, годится. А господин Ван не против?

Цзинь перевела и тревожно-выжидающе посмотрела на отца. Сюймин огладил длинную седую бородку:

– Великий Учитель говорил: «Куда бы ты ни шел, иди со всей душой». Последуем его совету.

– Вот и славно! – весело заключил Семён Иванович.

Так и осело семейство Вана в Яньтае. А пустая комната, упомянутая Ваграновым, оказалась Машиной, потому что Маша уже на следующий день переехала к Семёну Ивановичу, у которого был отдельный дом, а через неделю венчалась с ним в церкви на станции Шахэ. Ксения была на венчании подружкой невесты. И, конечно, Ван Сюймин был на свадьбе в числе почётных гостей. Он даже тост сказал в виде притчи. Говорил по-китайски, Цзинь переводила:

– Один человек, скажем, звали его Мао Цзян, жил в окружении соседей, с которыми почти не общался. Некогда было, много работал. Жена и дочь ему говорили: «Нельзя от соседей отмахиваться. В трудную минуту они всегда помогут». А Мао Цзян отвечал: «В трудную минуту только родственники помогут». «Но родственники далеко, а соседи рядом», – говорили жена и дочь. «Ничего, приедут, помогут». И вот случилась беда – пожар, у Мао Цзяна сгорела фанза, сгорела его мастерская, и остался он с семьёй на улице, без единого цяня. Нечем было даже заплатить уличному писцу за письмо родственникам о случившемся. И соседи, с которыми он не хотел общаться, пришли на помощь: приютили, накормили, дали денег на письмо. Но ответа Мао не получил, и никто не приехал помочь. И тогда соседи все вместе сложились понемногу и фанзу ему построили, и мастерскую. Работал он хорошо, скоро со всеми расплатился и устроил пир для всех соседей. А на пиру сказал: «Близкие соседи лучше дальних родственников». Вот такими соседями для нас оказались Семён и Маша. Будьте здоровы и счастливы, дорогие люди!

4

К Ваграновым Цзинь всё-таки пошла, не хотела обижать Машу. К тому же не пришлось подарок искать и придумывать: отец успел сшить Семёну Ивановичу отличные сапоги.

Застолье уже было в разгаре. Новую гостью встретили весёлыми приветствиями. Приезжие братья дружно вскочили, предлагая ей место за столом. Она выбрала предложение старшего, совсем не похожего на Семёна и Дмитрия. Почему именно его, сразу не поняла, и лишь чуть позже догадалась: сердце подсказало, ведь у неё тоже маму убили, и они – как брат и сестра по несчастью.

Брат и сестра?.. Внутри что-то ёкнуло: пожалуй, нет! Василий вдруг напомнил ей Ивана, только сильно возмужавшего и не рыжего, а черноволосого с проседью. И Василий как-то уж очень пристально и серьёзно посмотрел на неё.

Цзинь смутилась и почувствовала, как загорелось лицо. Не доев предложенный Машей кусок рыбного пирога, она торопливо встала и вышла в прихожую.

– Ты куда это собралась? – преградила дорогу Маша.

– Никуда… Жарко… Лицо сполоснуть…

– А-а, ну иди. Умывальная знаешь где.

Но и Маша не успела вернуться в комнату, и Цзинь дойти до умывальной не удалось. Входная дверь распахнулась без стука, и на пороге вырос здоровенный казак с головы до ног в форме Амурского войска: тёмно-зелёная фуражка с жёлтым околышем на рыжекудрой голове, тёмно-зелёные же рубаха и шаровары с жёлтыми лампасами, серебряные с жёлтым просветом, четырьмя звёздочками и большой буквой «А» погоны, портупея через правое плечо и шашка на боку.

– А подать сюда виноватого! – прогудел казак. – Кому тут полтинник прилетел?

В прихожей света было маловато, и разглядеть, кто перед ним, ему не дали Ваграновы. Они выскочили все разом, Машу и Цзинь оттеснили в угол, казака облапили, мешая друг другу обнять его и поздороваться. И все что-то говорили, говорили… А Цзинь спряталась за Машу и боялась пошевелиться, чтобы новый гость ненароком не обратил на неё внимание. Это был Фёдор Кузьмич Саяпин. Уже не сотник, а подъесаул.

Гостя под руки увели в столовую, а Василий приотстал и перехватил Цзинь, собравшуюся под шумок улизнуть.

– Цзинь, вы куда-то торопитесь?

– Да, – смутилась она, – у меня сын маленький… с дедом…

– Сын – это святое! Давайте я вас провожу.

– Что вы! Нет-нет! У вас, я вижу, гость дорогой…

– Да, Фёдор действительно дорогой нам человек, но он никуда не спешит, мы ещё успеем наговориться, а вам одной идти будет неуютно.

Они вышли из дома в осенние сумерки. На ясном небе, словно капли дождя на стекле, висели крупные звёзды. По остывшей розовато-серой глади заката скользила утлая лодочка месяца. От недалёкой станции долетали пыхтенье паровоза и металлический стук буферов: видимо, формировался эшелон.

Василий взял Цзинь под руку. Она была ниже его плеча, и его твёрдая ладонь оказалась у неё под мышкой. Она высвободилась и сама взяла его под руку.

Некоторое время шли молча. Потом Василий кашлянул, и Цзинь, словно спохватившись, торопливо сказала:

– Вы произнесли: «Сын – это святое»…