Книга Салют, Вера - Янина Олеговна Береснева

не на допросе признался. Сам пришел и все выложил.

— Вот это и странно.

— Ничего странного. Наверное, этот идиот испугался, что с ним тоже могут разделаться, как с ненужным свидетелем. Вот и примчался. Просил, чтобы я включил его в программу защиты. Насмотрятся сериалов…

— Мне нужно с ним пообщаться. Где его найти?

— Я не знаю, где он сейчас живет. Вроде у какой-то сожительницы, по крайней мере, по прописке вы его не застанете. Он работает помощником на катере, который перевозит туристов на другой берег, к дюнам. Завтра сможете попытаться найти его на рабочем месте. Если, конечно, он еще жив.

Попытаюсь, — угрожающе заверяю я Валентина Олеговича, разворачиваюсь и ухожу.

— А лучше уезжайте, — кричит он мне вслед, подзывая свою собаку.

* * *

Настаиваю, чтобы Вера спала отдельно, закрыв окна и двери номера изнутри. Я рядом, через стенку, ей ничего не угрожает. Я бы лег на полу, возле ее кровати, но ночью я часто кричу во сне и не хочу напугать ее еще больше. И в этот раз просыпаюсь с открытым ртом. Подушка мокрая. Щупаю рукой тумбочку, чтобы найти стакан воды, и замечаю свой телефон. На экране светится эсэмэска с незнакомого номера. Хватаю телефон, чтобы удостовериться.

«Выходи».

Хм… Что за игру ведет со мной этот незнакомый хмырь? Желание разобраться в произошедшем сильнее мысли, что это может быть какая-то подстава. Я за минуту одеваюсь, хватаю куртку, сую в карман нож Михаила, который забрал с собой из дома Саты. Скатываюсь по лестнице и выскакиваю на улицу.

Поначалу вокруг только беспросветная тьма, где-то вдалеке лает собака. Глаза привыкают к темноте, и вот уже я различаю силуэты темных домов, а впереди появляется светящаяся точка. Будто кто-то стоит и светит телефоном в конце переулка. Меня сильно тошнит, но я превозмогаю себя и иду на этот свет. Меня качает, но я ускоряюсь, чтобы не передумать. Точка исчезает. Ага, вот тут улица уходит в сторону. Сворачиваю и понимаю: я зашел в тупик. Использую эту вынужденную остановку, чтобы перевести дыхание и как-то отвлечься от мучительной боли в руке, которой колотил сегодня в стену. Достаю и сильно сжимаю нож, это придает уверенности. Внезапно светящаяся точка возникает чуть сбоку. От неожиданности я кричу, инстинктивно взмахиваю ножом, но тут затылок пронзает резкая боль от удара.

Звуки возвращаются постепенно, словно со дна колодца. Я понимаю главное — жив. В голове шумит еще сильнее, чем днем, мне жутко холодно, но я жив. Вижу, точнее, нащупываю застывшую кровь на ноже, но рядом никого нет. Странно, на улице вообще пусто. Хотя что тут странного? Мы находимся на отшибе, на улице глубокая ночь. Задыхаясь, бегу назад в гостиницу, пытаясь вытереть пальцы о изнанку свитера. Мне везет: администраторша храпит где-то в каморке, меня никто не видит. По крайней мере, я на это надеюсь. Долго мою нож, глядя на розовую воду, что стекает в сток, потом пью таблетки и падаю в кресло. Пытаюсь осмыслить то, что произошло, но засыпаю одетый, прямо в кресле.

С утра ночное происшествие кажется дурным сном, но я понимаю, что все было наяву. Конечно же, Вере я не рассказываю о происшествии, но боюсь за нее и настаиваю, что ей лучше находиться в людных местах. Желательно в центре поселка, там можно оставаться на виду, не опасаясь нападения. Уверен, она деликатно думает, что я хочу побыть один, потому соглашается пройтись и пообедать в кафе одна.

Между тем я встречаюсь с Сатой, забираю документы и ключи. Вижу слезы в ее глазах и вдруг понимаю: Сата прощается с домом. Какое-то время мы молчим, потом она кладет руку мне на плечо, кивает и идет к такси. Я помогаю ей погрузить вещи и возвращаюсь во двор. Затем долго сижу на крыльце один, пытаясь собраться с мыслями.

После обеда мы с Верой ловим такси и едем на базу у берега, чтобы не опоздать на катер. Она все разузнала заранее по телефону, что оставил нам официант. В итоге мы приезжаем даже раньше и успеваем выпить кофе на террасе кафе «Стерх», заваленной стройматериалами. Я настороженно осматриваюсь, потому что уже знаю, что кафе принадлежит «захватчикам». Впереди несколько низких песчаных холмов. К северу, на берегу выступает массивная каменная ограда — за ней, судя по описанию, начинаются дюны.

Молодой правляющий, который сегодня за официанта, говорит, что пески могут засосать человека. Даже не верится, но проверять я бы не рискнул.

— Летом мы катаем гостей на лодках по Лене, возим к островам, посещаем водопады, — оживленно отвечает управляющий на вопросы Веры. — Тут масса достопримечательностей от Ленских столбов до заповедника Буотама. И бизонарий посетите! Но главное — это, конечно, дюны. Летом там красивый вид, а зимой можно кататься на лыжах. Вы катаетесь на лыжах?

Я игнорирую его вопрос и говорю, что мне нужно увидеть хозяина, но управляющий разводит руками. Говорит, тот здесь практически не бывает, только отдает распоряжения управляющему и строителям.

На катере, рассчитанном человек на тридцать, мне везет больше. Я почти сразу понимаю, кто из нескольких мужчин злосчастный Тимур. Наверное, потому, что только один из них выглядит разнорабочим. Остальные больше похожи на туристов, я замечаю чуть поодаль экскурсовода с папкой и наушником, вокруг него потихоньку собирается его группа.

Человек, которого я мысленно назвал Тимуром, бросает на меня взгляд из-под кустистых бровей и отворачивается. Хмурый, в засаленном пуховике, он копается в углу с веревками. Шагаю к нему и сразу же беру быка за рога:

— Как тебя зовут?

— А вам какое…

Мне сложно сдерживаться, и я сразу хватаю его за грудки. Несколько туристов недоуменно оборачиваются на шум. Вера влезает между нами и, пока нес не ссадили на берег, быстро рассказывает о Михаиле. Даже с этим упырем она общается вежливо:

— Это сын погибшего Михаила Федосеева. Вы же знаете, кто это? Расскажите все, что вам известно об обстоятельствах его смерти.

Пока она говорит, Тимур шарит глазами по сторонам, словно хочет спрыгнуть в воду. Я предусмотрительно хватаю его за рукав. Он бормочет:

— Я не собирался его убивать. Они просили только припугнуть…