Книга Морозный ангел - Елена Николаевна Ронина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Аутотренинг не помогал, руки тряслись, слезы щипали глаза и мешали вести автомобиль. Ничего не случилось, ничего еще не случилось. И ангел этот куда-то запропастился. Видимо, его прораб затребовал, тот, который строится сейчас. Нет. Случилось. Кожей чувствовала – случилось.
А я ведь, заметьте, не воспитательница в детском саду! У меня дел по горло. И есть проблемы поважнее. Ишь ты, про ремонт она все понимает. Я, между прочим, по ремонту человеческих душ. У вас там что, Первая? Муж письмо написал? Причем неопределенное какое-то? Так вот и думайте, Первая, где вы там накосячили! Все! Беру отпуск. Никто меня не ценит. Слышите? Опять у меня колокольчик звонит. Стало быть, мне наверх. У нас, доложу я вам, тоже отчеты, сводки, графики. Видите ли, где меня носит? Вот народ неблагодарный!
Ночь под бой часов
Настенные часы мелодично пробили десять, а Алексея все не было. Лара не находила себе места. Не позвонил, не сообщил, когда вернется. Она знала, что вечером у мужа деловая встреча, но обычно Леша звонил и до, и после. Она еще раз посмотрела на изысканный старинный корпус часов. Выбирали вместе, решили не экономить, купили дорогие, немецкие. И чтобы обязательно с боем, и чтобы бой как в английском родовом поместье. Глуховатый, низких басов, размеренный. Свекровь, когда услышала этот звон, вынесла вердикт: «На последнем ударе кажется, что кого-то прикончили. Причем скорее всего отравили». Тогда, помнится, Лара вздохнула про себя: «Еще удивляется, в кого внук». А сейчас пришло в голову: может, в этом что-то есть.
Наконец-то послышался скрежет замочного замка. И опять не так, как они привыкли. Они всегда звонили в дверь, никогда не открывали дверь своим ключом. Ты звонишь – тебе открывают, ты пришел – тебя встречают. Встречают и обнимают. И вот уже начало длинной красивой цепочки под названием «хороший семейный вечер» положено.
Мишка уснул, не дождавшись отца, а Лара даже не стала раскладывать диван. Какой диван? Нужно же все выяснить, а главное – убрать все дурацкие страхи и домыслы.
– Ужинать будешь? – Лара пыталась быть спокойной.
– Нет, за переговорами перекусили. Если ты не против, я сразу спать. Вымотался, устал.
Алексей подошел к дивану, привычным жестом снял подушки, выдвинул каркас и пошел прямиком в ванную комнату, на ходу сдергивая галстук. Лара еще тупо постояла, глядя в одну точку. Ну что ж, значит, будет так. Она стелила постель и пыталась настроиться на спокойный лад. Они сейчас вместе лягут. Они родные люди, вместе уже четырнадцать лет. Вот именно, четырнадцать! То есть два раза по семь. Очередной кризис, что ли? Им по тридцать девять. Самое время новой переоценки.
Алексей чмокнул жену в лоб и тут же отвернулся к стене.
К этому моменту Лара себя уже накрутила так, что никакие разговоры с мужем были, в общем-то, и ни к чему. Она их уже провела сама с собой. И просто вынесла вердикт.
– Значит, так. В Болгарию к нам можешь не приезжать, обойдемся без тебя.
Лара сама опешила от вырвавшейся фразы. Она с ума сошла? Она же так долго готовилась к этому разговору! Придумывала красивые фигуры речи и хитрые подходы! И тут – на тебе. К чему вся эта вечерняя подготовка с аутотренингом? Мол, все в порядке. Силы небесные на ее стороне. Впереди Болгария. Ну в конце концов? Она же знает своего мужа! И пусть он на их совместный отдых определил всего неделю. И неделя – срок немаленький. Все там и выяснится. Но, увидев каменный взгляд Алексея, странный поцелуй в лоб, так сразу и выпалила. Мол, ничего не надо.
Она лежала и удивлялась сама на себя. Не выдержала сама же своих переживаний. Остаток дня она была как парализованная, двигалась на автопилоте, все планы полетели в тартарары. До полета в Бургас оставался всего один день. Чемодан, естественно, так и не начала собирать. Не было сил, не могла сконцентрироваться на отдыхе. Какой уж теперь отдых. Лара пыталась уговаривать себя, что ей все мерещится, но справиться с нервами не могла.
В итоге между Болгарией и спартанским отдыхом с бизнес-партнерами был найден следующий компромисс. По плану они должны были провести первую неделю вдвоем с сыном, а на вторую к ним присоединялся Алексей. Возвращались вместе, и муж отчаливал к медведям. Да, она переживала про медведей, но совершенно не подумала, что целую неделю Леша здесь будет один. Голова кипела, в какую сторону думать, было непонятно.
Лара ждала вечера. Очень. Вот муж придет, обнимет, скажет: «Не дури!» И все встанет на свои места. Не подошел, не сказал. И сейчас никак не реагировал на ее дурацкий выпад. Наконец Алексей, не поворачиваясь, тяжело вздохнув, произнес: «Как скажешь».
Что-то Лара, видимо, не просчитала. Холодный ответ мужа был тому свидетельством. Но она еще на что-то надеялась и продолжала наступление:
– Провожать нас тоже можешь не ездить. Не утруждайся. Сами доберемся.
– Ты уверена?
Господи, о чем они тут говорят? Лара, конечно же, перегнула палку, а муж тут же застегнулся на все пуговицы. И почему мужики такие? Но он же понимает, что ей несладко! Или не понимает? Лара хватала ртом воздух, как рыба на берегу. Вот. Права мать. Не бери на себя слишком много. Сначала подумай, потом говори. На дурацкий вопрос можно получить совсем даже не тот ответ, который ты ждешь.
Хорошо давать советы, когда тебе под шестьдесят. Причем практически первые советы. А что еще требовать от молодой мамаши, которая сама родила в неполных восемнадцать? Может, матери тоже советов по молодости не давали? Вряд ли. Дед и бабушка были Ларе людьми не чужими, собственно, они ее и растили, и она каждый раз удивлялась, почему дочка пошла совершенно не в родителей. Наверняка и давили, и ругались, и запрещали что-то. Только она их не слушала. Родила своего Ларика, принесла родителям и упорхнула дальше искать счастье в жизни. Счастье то находилось, то терялось.
Лара, как правило, имела счастье общаться с матерью как раз в моменты потерь. Мать приезжала в квартиру деда, спала в гостиной на диване, много плакала, бабушка вздыхала, дед пытался вникать. Лара в это время сидела на полу, в ногах у матери, обняв ее за коленку. Она хорошо помнила те громкие всхлипы: «Откуда тебе знать? Ты не понимаешь!» Ей до боли было жаль мать, которую никто не понимал, и чувство благодарности за те поглаживания