Книга Мечты Энни - Маурин Ли

Спустя несколько минут в комнату крадучись вошла Мари. На ее обычно лукавом личике застыла грусть.

— Мне здесь совсем не нравится, — сказала она, готовая вот-вот расплакаться. — Я хочу к тетушке Дот.

— Присядь ко мне на колено, — скомандовала Энни, — и представь, что я твоя тетушка.

Мари забралась на колени к сестре, и так они и сидели, жалобно шмыгая носами, пока папа не позвал их, сказав, что ужин готов.

Спустя месяц появилась Дот с коляской черного цвета, в которой лежал крошечный ребенок с ярко-рыжими волосами и голубыми глазами. Живот тетушки снова стал плоским. Она была стройной и выглядела привлекательно в белом кардигане, зеленой юбке и блузке. Вокруг рыжих завитушек была повязана зеленая лента.

— Это Пит, — с гордостью произнесла Дот, — ваш новый кузен.

Оставив коляску снаружи, Дот внесла малютку в дом. Девочки так обрадовались приходу тетушки, что вцепились в ее юбку, крепко обхватив Дот за ноги. Они боялись, что никогда не увидят ее вновь.

— Можно мне его подержать? — спросила Энни.

— А откуда он взялся? — поинтересовалась Мари.

— Я нашла его под кустом крыжовника, — сказала Дот, подмигнув. — Садись, Энни, можешь его немного понянчить, только будь осторожна. Я бы пришла еще раньше, но, как вы понимаете, была очень занята.

Как только малыш очутился на руках у Энни, Мари тотчас забралась к тетушке на колени.

Дот обратилась к матери девочек, которая сидела на своем обычном месте — в кресле у окна.

— Как твои дела, Роза? Надеюсь, ты уже обжилась здесь? — радостным тоном спросила она.

Энни оторвала взгляд от личика малыша, которое внимательно рассматривала, любуясь короткими рыжими ресницами и розовыми, напоминающими лепестки, ушками. Девочке было интересно, какова же будет реакция матери. В течение дня Роза вставала со стула только тогда, когда нужно было приготовить ужин. Она передвигалась по кухне, словно привидение, чтобы с трудом почистить картофель и измельчить мясо в странной, покрытой ржавчиной мясорубке, оставленной прежним хозяином дома. Часто картофель оставался недоваренным и внутри был твердым, поэтому отцу приходилось готовить все заново. По выходным он занимался стиркой, развешивая платьица и юбочки дочерей на веревке. Миссис Флахерти, вдова, живущая по соседству, предлагала ему свою помощь, приговаривая при этом: «Ваша бедная жена, должно быть, больна», — однако отец недовольно отказывался.

Девочки редко слышали голос матери. Даже если они ее о чем-то спрашивали, она в большинстве случаев не отвечала, а просто смотрела на них отсутствующим взглядом, как будто они были невидимками и она никак не могла понять, откуда доносятся их голоса.

— Думаю, что да, — чуть слышно ответила мать на вопрос Дот.

— А как ты управляешься с девочками, Роза? Помни о том, что я с радостью заберу их к себе, если они вдруг станут для тебя обузой. Мы ужасно по ним соскучились. Целую неделю Алан плакал по ночам, когда они уехали.

Стараясь не остаться в долгу, Мари быстро произнесла:

— Мы с Энни тоже плачем, тетушка Дот, каждую ночь.

— Неужели? — строгим голосом сказала Дот. — А чем же вы занимаетесь днем?

Энни и Мари переглянулись.

— Рисуем.

— А еще играем с куклами.

— А вы уже ходили в парк? Недалеко отсюда есть также песчаный пляж.

— Нет, тетушка, мы еще нигде не были, кроме магазина, куда иногда ходим за хлебом, — с важным видом произнесла Энни. — Папа оставляет нам деньги.

— Понятно! — Дот по-прежнему говорила строгим голосом. — А может, прямо сейчас сходим на пляж?

— Да-да, пожалуйста! — в один голос воскликнули девочки.

— Ну, тогда надевайте пальто. Согласитесь, сегодня прохладно, что так редко бывает в июне.

Дот не промолвила больше ни слова до тех пор, пока они не очутились на свежем воздухе, и лишь когда они прогуливались вдоль Орландо-стрит и девочки, уцепившись за ручку коляски, в которую был бережно уложен Пит, шагали рядом с тетушкой, как бы между прочим спросила:

— Вы хорошо питаетесь? Что вы едите на завтрак?

— Кукурузные хлопья, — ответила Энни, — а на ужин — хлеб с вареньем.

Она ничего не добавила к сказанному, поскольку чувствовала, что Дот это вряд ли понравится. Именно Энни покупала хлопья, потому что мама, как правило, забывала это сделать, и к тому времени, когда они с сестрой снова хотели есть, а никакой еды не предвиделось, девочка обычно нарезала четыре толстых куска хлеба и щедро намазывала их маргарином и вареньем. Дважды она поранила палец, когда резала хлеб, но кровь смешалась с вареньем и осталась незамеченной.

— Хлеб с вареньем? Господи Иисусе, да разве это можно назвать подходящей едой для двух подрастающих девочек? — язвительным тоном произнесла Дот. — В нашем доме вы бы уж точно питались лучше.

— Хлеб с вареньем — моя любимая еда, — громко заявила Мари.

Тетушка Дот не проронила больше ни слова, однако чуть позже, направившись с коляской через оживленное шоссе, твердо произнесла:

— Отныне ваша тетушка Дот будет навещать вас как можно чаще. — А затем чуть слышно сказала самой себе: — А что касается вашей матери, то даже не знаю, чего она заслуживает больше — жалости или же того, чтобы ей надрали задницу!

В сентябре у Энни начались занятия в школе. В первый день учебы отец отпросился с работы и усадил ее на велосипед.

Школа Святой Жанны д'Арк находилась в Бутле. Кузены Энни тоже учились там и могли «приглядеть за ней», как говорила Дот. Дорога туда занимала немало времени, однако Энни рада была снова очутиться на пострадавших от бомбежек улицах, где женщины в солнечные дни сидели на пороге дома, а детишки играли на тротуарах в классики или же с шумом кружились на самодельных качелях вокруг фонарного столба. На Орландо-стрит не играл никто. Большинство живущих там людей были стариками, и если бы ребенок посмел ударить по мячу ногой, ему бы сразу же сделали замечание.

На занятиях Энни внимательно слушала монахинь, поскольку очень хотела им понравиться. Одна из первых в классе она научилась читать и решать задачи, однако ее любимым предметом стало рисование. Монахини называли его «уроком искусства» и приходили в восторг от ее рисунков с изображением «прекрасных леди в красивых платьях». Одна из них, сестра Финбар, написала записку маме Энни, в которой говорилось, что «девочку следует похвалить за ее рисунки», однако мама просто подержала конверт на коленях, так и не раскрыв его, пока не пришел домой отец и сам не прочитал записку.

— Хорошо, — устало проговорил он.

Отец Энни был страховым агентом. Он ездил на работу каждое утро, чтобы «проверить, в каком состоянии бухгалтерские книги», а остаток дня собирал платежи: пенни здесь, два — там. Домой он возвращался совсем измученный. А все потому, что был хромой, как объяснила девочкам Дот. Еще в детстве он сломал ногу, и она срослась неправильно.