Книга Столичный доктор. Том III - Алексей Викторович Вязовский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Федор Ильич сказал, всё сделает…
— Как бы вы без директора жили? Скоро без Чирикова в сортир сходить не сможете. Клетки тоже уничтожить.
Вот… теперь новый расход. На новую «звероферму». Денег практически не вижу. Только пришли десятки тысяч от Келера. И вот их уже нет. Надо срочно дожимать думских. Пусть, наконец, открывают городской «кошелек» и начинают платить.
* * *Церковь наша приходская, Николая Чудотворца на Курьих ножках, совсем недалеко. Прошел в сторону Садового немного, оставил по правую руку Большой Ржевский переулок — и на месте. Кстати, настоятели, что старый, что новый, не без гордости рассказывают, что пушкинская избушка на курьих ножках, стоящая на Лукоморье — это их храм. Родители поэта жили рядом, а сам Александр Сергеевич здесь и родился. Впрочем, с местами, где солнце нашей поэзии увидело свет, в Москве примерно как в Элладе с родиной Гомера — не счесть.
Новый священник, отец Тарасий, молод, лет тридцати, к нашей службе испытывает неподдельный интерес, и относится весьма благосклонно. По крайней мере, не настаивает, чтобы я еженедельно посещал службы, и про живущую рядом девицу Талль не заикался ни разу. Хотя наверняка ему уже давно нашептали.
Но сейчас я вдруг сам решил посетить его. Надо с кем-то поговорить. Слишком уж случившееся выбило меня из колеи. Вроде хожу и делаю то же, что и до этого, а покоя нет — будто камень на душе. И если судьба залетных жуликов меня не тревожила, то молодой пацан, даже жизни не видевший, и оступившийся по скудости ума, из головы не выходил.
Церковь маленькая, и на воскресной службе здесь бывает тесновато. Зато сейчас, в будний день — тихо и спокойно. Настоятель возился возле ограды, но, увидев меня, отряхнул руки и пошел навстречу. Мы обозначили получение благословения, и отец Тарасий спросил:
— Что-то случилось? — священник взял с ограды полотенце, вытер от пота почти безусое и безбородое лицо. Видно, что отращивает батюшка волосы, но получается плохо. Так, редкие, неубедительные пучки.
— За советом, батюшка.
Я помню историю про ослиные уши царя Мидаса и говорящий тростник, поэтому на тайну исповеди надеяться не стал. К тому же мы просто беседовали.
— Давайте присядем, — священник показал на стоящую в тени лавочку.
А хороший у него тут уголок устроен. Плющом увитая беседка, птички поют…
— У меня был слуга, — начал я, когда мы сели поудобнее. — Возможно, вы видели его, молодой парень, Алексей.
Тарасий кивнул, вроде как вспомнил. Мало ли кто ходит к исповеди? Послушал стандартный рассказ про мелкие грешки, назначил епитимью — и до свидания. Впрочем, меня это не очень волновало.
— Недавно он исчез. Сначала мы думали, что просто убежал. Но потом я узнал, что его убили воры, подговорившие украсть у меня документы.
— Он был наводчиком? — коротко спросил священник, перекрестившись.
— Бог знает, — я пожал плечами, тоже осенил себя крестом. — Жалко парня.
— Ты дал ему работу, кров, а он тебя предал. Не вина тебя гложет, а обида.
Я задумался. Платил я Алексею немного, но всегда вовремя. Кузьма учил парня, заботился о нем. Да, кров тоже был за мой счет, как и стол.
— Послушай притчу, — Тарасий достал четки, начал их перебирать. — Она не совсем православная, но мне кажется, очень подходит к этому случаю. Как-то раз к одному старому монаху пришел парень.
— В моей семье всегда есть обида. Живем хорошо, дружно, счастливо, но случится скандал, и все рушится. Я так не могу! Помоги понять, в чем дело?
Хмыкнул старец и молвил:
— Принеси завтра кувшин кислого вина и покажу тебе, что есть обида.
Как договаривались, принес парень кувшин перебродившего вина под утро. Достал монах несколько чашек и молвил.
— Обида подобна кислому вину, терпение же подобно чаше. Перельется вино — жди беды. Наполни малую чашу и выпей.
Удивился парень, но сделал: скривился, но проглотил кислое вино.
— Видишь, чаша опять пуста, и нет обиды. Так поступает любящий человек. Жить с таким приятно и беззаботно. Но много ли вина ты сможешь выпить?
— Боюсь, даже вторую не выдержу, — грустно ответил парень.
— Если ты подливаешь вино обильно, рано или поздно человек отказывается пить. Теперь наполни-ка мне малую чашу.
Не успел парень долить вино, как выплеснул мудрец чашу ему в лицо. — Вот, опять пусто. Некоторые люди не проглатывают обиду.
* * *Я сидел и ждал, когда разыщут Моровского. Что ни говори, а граф стал уверенным номером два в нашей негласной табели о рангах. И в морг он ходил тренироваться гораздо чаще других, и предлагал новшества в количествах, превышающих совместный энтузиазм остальных врачей. Понятно — нацелился на мое кресло, когда я уйду на повышение. А что такое произойдет, он не сомневается.
И пусть. Норов поляк запихнул куда подальше, хирург он хороший, а доводить персонал до мокрых штанов одним фактом своего существования умеет не хуже моего. Потому я сослал его на подстанцию, чтобы больше опыта самостоятельной работы поднабрался.
Но палка о двух концах — вот он мне понадобился, и довольно-таки срочно, а найти его не могут. Уже и вслед за ним на вызов нарочного отправили, а ответа никакого.
И когда я уже начал думать над введением в жизнь запасного варианта, Моровский явился собственной персоной.
— Здравствуйте, Евгений Александрович! Если я застрелю парочку кучеров, как думаете, суд меня оправдает? — от лица поляка можно было прикуривать — У этого подлеца ось сломалась, видите ли. Больной в карете, нас вместе с ним тряхнуло знатно. А это чудо природы только затылок чешет, «знать не знаю, как оно приключилось».
— Суд оправдает, да только ведь и следующие будут такими же, если не хуже.
— Вы меня искали? Хорошо, что ваш посланец был с каретой, мы