Книга Мой наполовину - Лила Каттен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– С ума сошла? Сесть в тюрьму из-за этого выродка?
– Заткнись лучше. Я, итак, еле держу себя в руках, – сжала кулаки и одернула руки вниз, стиснув до боли челюсти.
– Тогда смотри за своим сыном сама. Я уже устала от его крика. Только есть садимся, так он орать начинает.
И тут я понимаю окончательно, как все было.
– Ты что, начала кормить, не успокоив его? Из ума выжила? Боже… Да что ты творишь.
Но она не ответила, потому что я была снова права. Такое не укладывается в голове. Я просто потерянная стою и не верю. Как она могла так поступить.
С презрением я смотрела на нее встав подальше и ждала врача. А когда та вышла, тут же подошла к ней.
– Я так понимаю, вы Александра Гринёва?
– Да, я мама Гордея. Прошу, скажите, что с ним?
– Что ж, ребенок подавился во время еды, большой порцией. Пюре попало в дыхательные пути и все могло закончиться плачевно, мамочка, – последнее слово она произнесла тоном, который мне не понравился однозначно. – Такое, конечно, не очень часто случается, но бывает. Да так чтобы до больницы дело доходило. Вы оставили ребенка с вашей матерью?
– Да, к чему ваш вопрос? – тут же напряглась.
– Я стала свидетелем вашего разговора, как и половина отделения детского. И теперь переживаю за жизнь малыша. Если он живет в опасных условиях, то я непременно вызываю органы опеки, чтобы они взяли под контроль вашу семью.
– Стойте, но это же абсурд какой-то.
– К сожалению, нет, это не абсурд. Я не могу отпустить ребенка, чтобы в следующий раз он снова попал в больницу уже с какими-то другими увечьями.
В голове начался какой-то перезвон колокольный. Он бил так сильно по нервам, что, казалось, я сейчас с ума сойду.
Если моего ребенка заберут, это будет конец… Это просто меня убьет. Но я этому не позволю случиться. Я его никому не отдам.
– Послушайте… Я… Вы не можете так поступить. И что дальше? Я не понимаю. Что мне сделать?
– Отдельная жилплощадь. Самой смотреть за ребенком. В конце концов, это ваша обязанность.
– Я знаю… Знаю, – шепнула и отвернулась ото всех, закрыв лицо ладонями.
Мне требовался воздух и мой ребенок. Я больше ничего и никогда не просила в этой жизни для себя. Это все, что мне нужно.
– Где мой сын? Прошу, дайте мне его, – снова посмотрела в глаза женщине, которая, кажется, немного смягчилась, но я не верила уже.
– Он спит. Вы к нему сейчас пойдете. Советую вам до завтра решить вопрос с жильем.
– Этот вопрос решен, – послышалось позади, и мы все посмотрели на источник.
Мужчина, тот самый из офиса, куда я отвозила заказ, стоял там. Что он тут вообще делает?
– Простите, а вы кто? Отец ребенка?
– Нет, но я знакомый, этой семьи. Квартира считайте, уже найдена. Поэтому отдайте матери ее ребенка.
– Саша? – услышала вопрос матери, но даже поворачиваться к ней не желала.
– Вы… – у меня закончились слова, ведь главное, чтобы Гордея не забрали. И если я прикинусь, что все так, как он сказал, значит, выйду отсюда с сыном.
– Что ж, вызов в опеку я все-таки сделаю, чтобы они проконтролировали место жительства ребенка и условия. Пройдемте за мной.
Как же я боялась делать эти шаги. В голове картинка рисовалась до ужаса страшной. Но когда увидела мое солнышко, лежащего в центре деревянной кроватки. Такого красивого, моего мальчика, то выдохнув скинула тонну боли и страха.
– Господи… – руки затряслись и мне так хотелось поднять его на руки, но тревожить сон не стала.
– С ним все хорошо, – шепнула негромко врач и вышла.
Села рядом с ним на стул и, просунув меж решеток руку, стала гладить маленькую ладошку и пухлые пальчики.
– Прости меня, малыш. Я виновата перед тобой. Так, сильно-сильно виновата, – стирала льющиеся с каждой секундой слезы и клялась ему, что этого больше не повториться. Никогда.
Гордей перевернулся на бочок в мою сторону и вдруг резко заплакал. Бывает, что когда он засыпает с плачем, то просыпается, будто продолжая то, на чем закончил. Но тут же успокаивается. Вот и сейчас, когда он захныкал, я взяла его на руки и прижалась к нему, а он словно обнимал в ответ, разрывая мое материнское сердце своей нежностью и лаской.
– Ш-ш-ш, все хорошо, солнышко. Мамочка рядом.
Он еще немного всхлипывал, глаза были заплаканными и сонными, но смотрел на меня и дул губки, забавно пуская слюни, а после улыбнулся, и я заметила белую полосочку, кажется, прорезавшегося наконец зуба.
– Зубастик мой маленький, – поцеловала его в щечку, и в палату вошла медсестра, которая предложила смесь.
– Спасибо, будет очень кстати.
Она предупредила на сегодня и завтра убрать прикорм, и орошать горло специальным спреем. От мысли о том, что он пережил, на глазах выступили слезы, но девушка успокоила меня тем, что все не так серьезно.
Через двадцать минут ко мне пришла врач детский и предупредила, что отдала опеке номер моего телефона.
– Я могу ехать?
– Можете.
Мне вручили детскую карту и выписку. А когда я вышла, увидела все того же мужчину и недоумевала, что ему нужно. Мама сидела на лавке и встала, стоило мне выдвинуться на выход.
– Ну и куда ты? – остановила она меня на улице.
– Не твое дело. Подальше от тебя. Не хочу думать о том, что могло произойти, если бы мы не жили рядом с больницей.
– Значит, так надо, если бы произошло, – ее слова меня заставили врасти в асфальт.
– Что ты сказала? – я была готова поклясться, что мои уши свернулись в трубочку, и не желали больше слышать ее голоса.
– Я тебе сразу говорила, что не нужно рожать это чудовище.
Мое горло стянуло сильным спазмом. Я хотела ее ударить, я хотела сказать ей, как мне больно слышать подобное от женщины, что казалась мне самым близким человеком на свете. Но я просто стояла и не верила, что та женщина и это чудовище передо мной один и тот же человек.
– Я тебя никогда не прощу, – губы тряслись, пока я по слогам выговаривала эти слова. – Никогда слышишь?
Гордей в одеялке зашевелился и, вспомнив о том, что он без комбинезона развернулась и пошла скорее все к той же машине, на которой приехала. Потому что этот мужчина был единственным, кто мог на пару минут скрыть меня от нее. А дальше я сама