Книга Семь Оттенков Зла (ЛП) - Роберт Рик МакКаммон

Берил Григсби, — отчеканил Мэтью со всей высокомерностью, на которую только был способен, — приносит несчастья всем, к кому прикасается. Посему я предпочитаю не прикасаться к ней и не желаю, чтобы она прикасалась ко мне. — Его и без того хмурое выражение лица помрачнело сильнее. — Награду? Поверьте мне, лучшей наградой для меня будет никогда больше не встречаться с этой девушкой.

— Знаешь, что я тебе скажу, думатель ты великий? Что-то уж больно много ты жалуешься, — злорадно заключил Грейтхауз. — Кстати, как тебе это прозвище? «Думатель». Я его в «Уховертке» вычитал. Так Григсби восхвалял твои таланты «решателя проблем». Слово корявое, но он тобой восхищается, знаешь ли. Если уж ты его смог вокруг пальца обвести, сможешь проделать то же самое и с его внучкой.

Мэтью не видел смысла как-либо реагировать на подобные провокации, поэтому просто промолчал и повернул кресло так, чтобы не видеть лицо Грейтхауза. Вместо того он предпочитал рассматривать далекие зеленые холмы Нью-Джерси, мерцающие в летнем зное.

По правде говоря, Берри Григсби почти не разговаривала с ним и, казалось, нарочито избегала его в течение двух недель, что миновали с тех пор, как он спас ее жизнь в поместье Чепелл, заставив обильно нанести на лицо конский навоз, чтобы не стать жертвой хищных ястребов. А недавно она пришла к нему в молочный домик с совсем другим настроением и пригласила его на вечеринку к Салли Алмонд, однако он отказался.

Теперь между ними снова наросла корка льда.

Пусть в «Уховертке» Мэтью называли героем, в присутствии Берри Григсби он вовсе не чувствовал себя таковым. Он винил себя за то, что девушка чуть не погибла, потому что угодила вместе с ним в тот переплет. Мой защитник, так она его назвала. Мэтью же рассудил, что лучшей защитой для Берри будет держаться от него подальше. Не стоит втягивать ее глубже в те проблемы, которые могут выпадать на долю решателя проблем.

Мэтью размышлял об этом, когда вдруг услышал, как дверь открывается, а на лестнице звучат чьи-то приближающиеся шаги.

Грейтхауз убрал перо и сказал:

— Надеюсь, ситуация стоящая. — Он явно подразумевал, что хочет заполучить набор поинтереснее, чем обиженная жена, безвинный фанатичный проповедник и блудливый муж.

И кто еще мог войти в этот офис, если не Сидни Содд, который выглядел ничуть не хуже после ночного отдыха в тюрьме? На нем красовался коричневый костюм с темно-синим кантом. Войдя, он тут же снял треуголку, обнажив единственную прядь волос, торчащую у него из макушки на манер восклицательного знака.

— Джентльмены, — поздоровался он со всеми присутствующими. — Я Сидни Содд, и мне сообщили, что вы решаете проблемы.

— Верно, — сказал Мэтью, вставший в знак уважения. Грейтхауз не стал следовать его примеру. — Я Мэтью Корбетт, а это мой партнер…

— Хадсон Грейтхауз, — рявкнула гора мышц, перебивая его. — А мистер Корбетт — мой коллега. Чего вы хотите?

— Кажется… у меня проблема.

— Догадываюсь, — хмыкнул Грейтхауз. — Но мы не умеем возвращать слух глухим. Сожалею.

Содд несколько секунд ошеломленно таращился на него, а затем его губы вдруг расплылись в улыбке, а из груди вырвался тихий смешок.

— О, так вы шутите! Ах, да… я же помню вас на вчерашнем концерте. Вы ведь были там?

— Вы называете это концертом? А мне показалось, что две армии сошлись в бою, а моя голова оказалась прямо посередине.

Улыбка на лице Содда сохранилась, хотя ее края слегка опустились.

— Простите мистера Грейтхауза, сэр, — вмешался Мэтью. — Поскольку в настоящее время он описывает дело, которое утомило его мозг и не давало ему покоя в течение почти сорока минут, он не может быть достаточно вежливым. Не желаете ли присесть? — Он указал на дополнительное кресло, стоявшее напротив стола. Как только Содд сел, Мэтью сделал то же самое. Грейтхауз потянулся за пером, однако пальцы его не послушались, и он бросил попытки закончить с делом.

— Ну хорошо, — тяжело вздохнул Грейтхауз. Отерев жаркий пот со лба тыльной стороной ладони, он мрачно посмотрел на Содда. — В чем ваша проблема? — И продолжил, не дав клиенту ответить: — Я думал, вы и ваша группа сегодня отбыли в Филадельфию.

— Да, что ж… Мы с «Четырьмя Фонарщиками» забронировали билеты на пакетбот, который отправляется в три часа. Мне сказали, что при попутном ветре мы доберемся до города завтра вечером, и на эту же ночь запланирован наш первый концерт. Так что, по сути, наше расписание не изменилось.

— Я сомневаюсь, что вам позволят закончить хотя бы один концерт так, как вы задумывали. Вам не кажется, что «Фонарщики» слишком пикантные для смешанной публики? — едко заметил Грейтхауз.

— Пикантные, сэр?

— Да! Пикантные, Содд. И это еще мягко сказано!

— Пикантные, — повторил чертенок, будто смакуя это слово на языке. На его щеках вспыхнул румянец, он наклонился к Грейтхаузу с обольстительной улыбочкой. — Да, сэр! Вы попали прямо в цель! В самое сердце, в легкие, в мозг! Пикантные! И сам Господь вот-вот добавит «Фонарщикам» перчинки, чтобы они смогли разжечь настоящее пламя!

— А мы было подумали, что у нас появился клиент, — сказал Грейтхауз, обратившись к Мэтью. — Но нет, этого джентльмена следует немедленно доставить в бедлам и привязать к койке.

— Я думаю, вам следует объясниться, сэр, — настоял Мэтью, и Содд кивнул с лихорадочным рвением.

— То, что сегодня кажется пикантным, — начал он, — завтра будет в порядке вещей! Это и есть сердце, легкие и мозг музыки, джентльмены! Не только музыки, но и представления. Искусства. Настоящий художник должен продолжать двигаться вперед! Всегда, всегда только вперед! И мои подопечные — они всегда идут только вперед! О, я видел в них величие, джентльмены! Знаете, что я видел?

— Величие? — повторил Грейтхауз без намека на энтузиазм.

— Я видел то, чего никогда не видел прежде! И в этом вся суть! Всем и всегда нужно увидеть то, что никто никогда не видел прежде! То, что никогда прежде не звучало, должно быть услышано! Их песни, их внешний вид, их владение сценой и публикой… и да, джентльмены, их пикантность! Вы знаете, они