Книга Ирландские танцы - Евгений Васильевич Шалашов

как в прошлый раз, поэтому шибко отвыкнуть от любимого начальника не успели, не спились, а главное — ничего сверхсрочного и сверхважного не случилось.

Выслушав отчет Никиты Кузьменко, покивал, мысленно похвалив парня. Жаль, Феликс Эдмундович не успел подписать Почетные грамоты, а то бы можно вручить. Ладно, получит их на наш профессиональный праздник. Можно, кстати, в декабре парня в Москву отпустить, пусть домой съездит.

Никиту снова можно представлять к какой-нибудь награде. Не к ордену, так хотя бы к медали. Мало того, что все закупки, проведенные еще при мне, оформлены надлежащим способом и отправлены в Россию, так он успел начать ремонт той самой конюшни, которую я купил. Те, кто не в курсе напомню, что лошадей в Париже свели на нет, а вот помещения для их содержания остались. А они почти в центре, земля дорогая, а сейчас цены упали. А стены добротные, даже крышу не нужно менять. И чердак высоченный. Сейчас там кроме голубей никто не живет, но если поработать, то получится несколько жилых помещений. Без отопления, правда, но летом жить и работать можно. Вот, полы, конечно, после лошадей перестилать, внутренний ремонт делать. Вода и канализация подведены еще в прошлом столетии, а уж раковины да унитазы поставим. Французы бы еще и архитектора наняли, который составил бы чертеж перепланировки, но у меня имеется Александр Петрович. Он, хотя и сапер по основной специальности, но инженерное дело знает неплохо. Возможно, что прорабом его не стоит назначать, но коли учился дома взрывать, то чертежи составлять умеет и общее представление об архитектуре имеет. А согласовывать планы перепланировки конюшни ни с кем не требуется, это не историческое сооружение. Вот, если бы мы наш особняк собрались переделывать, замучились бы с согласованиями и утверждениями. А вот в конечном итоге все равно бы все осталось по-прежнему.

Я бы и не одну конюшню купил, пока цены приемлемые, но перехватили. Не один советский торгпред такой умный, есть и другие. Эти-то понаделают в экс-конюшнях каморок, станут их сдавать семьям. Кровопийцы!

Мы из этой конюшни планируем сделать недорогое жилье и мастерские для тутошних художников. А что такого? Париж, как-никак, Мекка художников. Народ сюда тянется отовсюду. Не каждый из приезжих станет Пикассо или Модильяни, но каждому из начинающих требуется и кров, и мастерская. А в идеале — чтобы все это совмещалось в четырех стенах. Молодые художники народ небогатый, но, если художников собрать побольше, вот вам и прибыль. Конечно, на первым порах, придется вложиться, но деньги мы собирались «отбить» через год, может через два, а приносить прибыль — годика через три, не раньше. Но мы здесь собираемся задерживаться надолго, спешить не станем.

Я прикидывал, что двенадцать квадратных метров, плюс пара квадратов на санитарный блок — унитаза и раковины, на одного, не сильно упитанного, художника вполне себе хватит. Ванные и кухни не предусмотрены, но в Париже имеются общественные бани, а питаются молодые люди либо в дешевых кафе, либо всухомятку. Впрочем, черт с вами. Скажу Петровичу, чтобы предусмотрел две общие кухни, чтобы могли себе макароны сварить или рис. А может, тогда и туалеты сделать общими, по два на этаж? А в каждом по три унитаза и, опять-таки, раковина. Значит, за счет ликвидации санблоков, можно «выкроить» еще несколько комнат.

И что у меня получается? М-да, получается у меня общежитие, типа того, в котором я жил в студенческие годы. Но есть и свои плюсы, о которых мы мечтать не могли. Комнаты не на четверых-пяти человек, а на одного, и в каждой имеется раковина и вода. Шикарно!

Значит, после ремонта можно сдавать тридцать «студий», а за половину цены — еще и двадцать на чердаке. Нет, «студий» станет больше, все сорок.

Вот только, управляющему нашим домом (точнее — это мой дом, потому что пришлось оформлять на свое имя), помимо прочих обязанностей придется смотреть, чтобы жильцы не обзаводились несанкционированными обогревателями, и не пытались разводить костры на чердаке. Спиртовки, опять-таки примусы, самодельные обогреватели тоже станут под запретом. А уборщицу на кухни и туалеты нанимать? Или пусть дежурства организовывают? Нет, художники народ творческий, к уборке помещений не пригодные, а что уж там говорить о местах «общего пользования»! Загадят все. Нет уж, лучше нанять уборщицу.

Художники для нас — это вообще ценные кадры. Бродят они везде и всюду, по городам и селам, на пленэр выезжают с мольбертами и кисточками. Зарисовки в блокноты делают, да еще и фотоаппараты с собой берут, чтобы запечатлеть бель де Франс, а еще Германию и прочие европейские страны. А ежели что — забредет там, на военный завод или на какую-нибудь секретную базу — так что с художника взять? Они люди одухотворенные, о бытовых или иных проблемах не думают.

Надо бы отыскать парочку ребят, специализирующихся на промышленных объектах и на рабочих. Следует запечатлеть человека труда, в его естественной, так сказать, обстановке — около станка, или в цехе, где собирают сложные агрегаты. Скажем — новый двигатель для самолета. Не всем же рисовать обнаженных натурщиц да юных балерин в голубых перышках. Новое время — новые веяния. И советские художники, а особенно — фотохудожники станут сюда приезжать.

И начинающим журналистам станем сдавать комнаты. Журналисты тоже нужны отечеству. А квартплата будет чисто символическая — сто франков в месяц. Но деньги станут платить вперед, а в случае малейшей задержки выселяться на улицу.

— Олег Васильевич, я на ремонтные работы в конюшне немцев подрядил, — сообщил Никита.

— А немцы тут откуда взялись? — удивился я. Если бы он нанял арабов, тогда понятно, хотя и с натяжкой. Алжирцы начнут наезжать после Второй Мировой войны. Вроде бы, гастербайтеры из Германии во Франции не водятся, хотя сами немцы бы с удовольствием подрядились бы восстанавливать французскую экономику, а не платить золотом и сырьем.

— А это из числа бывших военнопленных, — пояснил мой заместитель. — Их во время войны куда-то в Африку отослали, теперь вернули, а из Германии нужных документов нет, ждут отправки и оплаты проезда. А чтобы не голодать, парни на любую работу согласны. И берут не в пример дешевле, чем французы. Работают-то они без официального разрешения. Я бы и не узнал, один знакомый, у которого мы партию краски брали, посоветовал. Я этих немцев у фермера перехватил, который дом собирался строить. Правда, помимо жалованья пришлось еще и на наши харчи договариваться. Но все равно — наполовину дешевле, нежели французов нанимать. И профсоюза у этих нет.

Вот оно как. Ждут, значит. Наши бы пленные, которых отпустили домой, правдами и неправдами бы сами выбрались, а эти ждут документов и указаний. Аккуратисты, блин. А может, их в Германии никто и не ждет, поэтому не спешат возвращаться? Или уже знают, что дома с работой плохо, инфляция, поэтому решили немного переждать? Правда, то «немного» может затянуться на несколько лет. В общем, вариантов много, но нам самое главное, чтобы дешево и сердито. А немцы люди добросовестные. Вон, в моей России до сих пор стоят дома, построенные немецкими военнопленными и даже штукатурка не обвалилась. Профсоюза нет — это тоже хорошо. Не станут требовать дополнительных отчислений неизвестно куда.

— Все правильно, молодец, — похвалил я Никиту. Посмотрев в слегка усталые глаза парня (видимо, утомился от разговора с начальником), спросил. — А теперь говорите, товарищ Кузьменко, что у нас плохого стряслось? Апаши зашевелились или эмигранты обещают торгпредство спалить? Или и того хуже — министерство финансов двойные налоги решило с нас брать?

— Не знаю, Олег Васильевич, как и сказать… — задумался Никита, переводя взгляд на окно.

Что там можно увидеть? Оконце узкое, словно бойница и забрано решеткой. Из него, верно, гугеноты отстреливались в Варфоломеевскую ночь.

— Никита, ты напрямую говори, — попросил я, начиная терять терпение. — Мы же с тобой не первый год лямку тянем, знаешь ведь, что если по делу — то и ругаться не буду. А коли и буду, так бить не стану. Ну, если и побью, то не очень больно. Ты у меня чекист, или где?

— Такая вот штука у нас, товарищ начальник, — перешел Кузьменко на казенный тон. — Евгений Кожевников у меня стал вызывать подозрение. Кажется, ничего такого, предосудительного, придраться не к чему. Но…

Евгений Кожевников — тот самый сотрудник, который имел неосторожность появиться в нетрезвом виде, надерзить начальнику, то есть мне, за что был наказан — отправлен на мытье полов в торгпредстве. Вместе с ним тогда понесла наказание и Светлана Николаевна, ныне ставшая Исаковой. Но полы они мыли не слишком и долго — не больше недели, а потом я уборщиц нанял. Понятно, что трудотерапия нанесла урон самолюбию парня, но это его проблемы. Если уж сильно обиделся, кто мешал ему