Книга Клио и Огюст. Очерки исторической социологии - Вадим Викторович Долгов

закрыты для школьной администрации и учителей. Поэтому для начала вошедшие в класс социологи по заранее обговоренному сценарию, вежливо, но твердо попросили учителя покинуть класс. Учитель мог и вовсе в класс не заходить. Но в данном случае было важно показать детям, что ученые имеют власть закрыть исследование от учителя. Затем школьники были посажены по одному человеку за парту, им розданы анкеты, а к ним приложены конверты. После ответа на вопросы ученик заклеивал анкету в конверт и бросал в объемный ящик, который тоже был приготовлен заранее. Ученикам даже разрешалось перемешать рукой конверты в ящике после того, как они бросали туда свой. Сделано это было с ориентацией на то, что даже сдавая подписанные контрольные работы, школьники любят перетасовать тетради на учительском столе.

Иногда в анкете добавляются вопросы-фильтры, для того чтобы составить представление о степени откровенности респондента. Делается это в том случае, когда речь идет об исследовании интимных явлений, подлинную информацию о которых человек может отказаться предоставлять даже на условиях анонимности (речь может идти о сексуальных отношениях, элементах половой культуры и пр.). Самый забавный из тех вопросов, о которых слышал автор, был сформулирован так: «Бывал ли у вас понос хотя бы однажды в жизни?» Следует заметить, что понос – явление вполне здоровое и распространенное, он периодически случается абсолютно у всех. Однако человек, не склонный открывать душу исследователю-социологу, не будет рассказывать в анкете о том, чему исследователь-социолог лично свидетелем не был. А если так, данные подобных анкет не должны приниматься в расчет.

Проблема откровенности еще более остро стоит в другом виде опроса – интервью. В личном контакте исследователя с респондентом есть немало плюсов, но есть и минусы.

Сначала поговорим о плюсах. Для опроса, так же как и для анкеты, вопросы составляются заранее, но исследователь в ходе интервью имеет возможность менять акценты в зависимости от ответов респондента – давать пояснения, задавать уточняющие вопросы и даже просто зачитать вопросы в том случае, если сам респондент не может этого сделать по каким-то причинам. Исследователь видит эмоциональное состояние респондента, может уловить сомнения, колебания или, напротив, твердую уверенность отвечающего. Интервью иногда длится по несколько часов – за это время исследователь успевает получить большой объем информации. Интервью записывают на диктофон или видеокамеру, а потом расшифровывают.

Но есть и минусы. Если на вопросы анкеты респондент отвечает анонимно и приватно, то интервью проводится исследователем vis-à-vis. А при личном контакте человек склонен быть еще менее откровенным. Список «сложных» тем существенно расширяется. Причем перечень их будет зависеть в том числе и от личности спрашивающего. Если перед симпатичной девушкой отвечающий мужчина постарается представить себя в авантажном виде, то при исследователе-мужчине набор психологических реакций может оказаться совершенно иным.

Вызвать респондента на откровенность – особый талант интервьюера. При желании и таланте мастер глубокого интервью может вызвать на откровенность почти любого человека и заставить его говорить на самые «закрытые» темы. Примером того, что для настойчивого и изобретательного ученого нет запретных тем, может служить работа О. С. Щучиновой «Властные аспекты нормативной женской сексуальности: социологический анализ». В тексте ее диссертации есть удивительно откровенные признания женщин, весьма подробно описывавших свое сексуальное поведение в браке: «Секс не был самоцелью. Я знала, что это единственный способ получить этого парня <…> в этом смысле секс был важен. Секс был для его удовольствия, чтобы он хорошо ко мне относился. Но что секс сделал для меня – ничего. Мне нравилось внимание. Мне нравилась близость, которую я испытывала во время контакта. Мне нравился секс, но это связано с тем, что мы были вместе. Не то чтобы секс для секса. Мне больше нравятся отношения»[7].

Или: «Ну-у, бывало нарочно отдельно спать ложилась, если обиделась… Бывало. Показать чтобы, что я тоже хозяйка. [О. Щ.: А почему Вы использовали именно сексуальные отношения?] Так удобно было. Ему это важнее… Ну-у… Хотелось больше. [О. Щ.: А Вам не хотелось?] Ой, да нет, конечно! [взмахнула рукой]»[8]. Надо сказать, что наиболее объемные выдержки из интервью в работе принадлежат женщинам старшего поколения. Им говорить об обозначенных проблемах, очевидно, было проще, поскольку они рассказывали о том, что для них перешло из разряда актуальной жизненной практики в разряд воспоминаний о прошлом. Но О. С. Щучинова опрашивала и молодых женщин, вызывая их на весьма откровенные признания: «То, что для меня важно, – так это любовь и романтика. Потом общение, товарищество. А сексуальное удовольствие я бы поставила на четвертое место. Для меня, если заводишь с кем-то отношения, то влюбляешься в него до того, как заниматься сексом. Секс, если он хороший, просто приятное дополнение, бонус. Он не так уж и важен в моих отношениях. Проще говоря, если бы секс прекратился завтра, он [муж. – О. Щ.] явно расстроился бы больше, чем я».

Технология проведения глубинных интервью заимствована у социологов историками, работающими в жанре oral-history. Для них вдумчивый опрос и детальная фиксация сказанного свидетелями исторических событий не менее важна, чем для социологов.

5. Последний из методов социологии – работа с документами. Впрочем, в реализации этого метода историки, пожалуй, могли бы кое-чему научить и самих социологов. Как правило, социологи имеют дело с массовыми источниками, обрабатываемыми при помощи математических методов. В исторической науке самым, пожалуй, удачным опытом использования математических методов стала работа Б. Н. Миронова – «Социальная история России периода империи (XVIII – начало XX в.)».

Благодаря тому, что Б. Н. Миронову удалось собрать гигантский материал и подвергнуть его статистической обработке, было выявлено немало весьма интересных фактов. Так, например, любопытно, что наиболее революционным народом среди наций Российской империи были латыши. Именно этот народ дал наибольший процент революционеров к их собственной, в общем-то, небольшой численности. За ними следовали евреи, потом поляки. А вот украинцы и белорусы по степени революционности русским уступали[9].

Национальный состав ссыльных революционеров 1907–1917 гг.

Анализ документов показал, что представление о Российской империи как о тюрьме народов тоже нуждается в значительной корректировке. Налоговая политика правительства была такой, что налогообложение жителей нерусских губерний было существенно ниже. Представление об этом может дать таблица (с. 23)[10].

Среднегодовые государственные доходы и расходы в 1892–1895 гг. и среднегодовые прямые налоги на душу населения в 1886–1895 гг. по группам губерний России без Финляндии и Средней Азии

Анализируя данные таблицы, Б. Н. Миронов пишет: «Как видно из данных табл. I.6, в 1886–1895 гг. преимущественно нерусское население 39 губерний платило в год 1,22 р. налогов, в то время как население 31