Книга Меч Константина - Деян Стоилькович

Корнелий Сципион

Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мной.

Псалом 22

1

Не знаю, почему я все это сейчас припомнил. Видимо, смерть моя приближается. Наш народ говорит, что не найти истины прежде Судного дня, такие уж мы, сербы… Сначала стараемся все запомнить, а потом за эту злопамятность платим своими головами. В самом деле, мы – безумный народ, emu твою мать. Не хватает нам мудрости, чтобы благодаря ей двигаться вперед, познавать жизнь, побеждать. Нет… ..мы становимся мудрыми, только когда приходится торговаться со смертью.

Но кто я такой, чтобы рассказывать тебе о смерти, дорогой мой Неманя?

Тебе, который побратался с нею?

Прости меня, дружище, пройдет совсем немного времени, и я отправлюсь в долину теней. Но не тому я печалюсь, что покидаю это поганое королевство крови, просто не хочется верить, что мы всего лишь послужим пищей для червей. Разве совсем нет ничего возвышенного в том обмане, который мы называем жизнью? Неужели нет ничего, за что стоило бы умереть таким грязным и недостойным образом?

Нет, только ничего не говори мне о чести, родине, правде или о вере в Бога… Срать я на это хотел. Все эти мертвые понятия предали меня точно так же, как я предал их. Мне хочется иного. Того, что я услышал, сойдя в подземелье.

Разве нет слов, способных разрушить злобную ворожбу, что сковала меня болезнью?

Разве это тоже было ложью?

Неужто и ты не знаешь?..

Драгутин Стеванович Немане Лукичу 21 апреля 1944 года

Гибкими пальцами музыканта Светислав Петрович Нишавац взял кости и бросил их на стол перед собой. На кафане воцарилась гнетущая тишина. Смолкла музыка, стих шум, даже алкаши перестали спорить о политике и ценах на ракию, и только мухи жужжали над столами, охмелев от долгой пьяной ночи. Партия барбута[8]затянулась, начали они ее вчера, в пять пополудни. Сначала он ободрал какого-то недичевца, потом сынка некоего фабриканта и пару маклеров с черной биржи, на смену которым, уже на рассвете, за стол уселся болгарский офицер в засаленной неопрятной униформе. Однако и от него удача тоже отвернулась, вскоре он стал проигрывать. Причем изрядно. Но в отличие от сопливого буржуйского сынка и пьяного недичевца[9]болгарин сдаваться не собирался и потому вытащил козырную карту, которая до этого покоилась у него за поясом. Молча, в гробовой тишине он положил на стол пистолет. Нишавац подозрительно посмотрел на вороненый девятимиллиметровый ствол, лежащий перед бородатым офицером, в черных глазах которого сверкала сливовица пополам с бешенством. Картежник задумался над тем, что следует немедленно предпринять.

Если дать слабину, болгарин выйдет из кафаны с весьма недурственным выигрышем, ради которого он, Светислав, просидел здесь всю ночь, но если и в этом туре обыграет болгарина, то не исключено, что вместо ругательства тот пустит ему пулю в лоб.

Он оглянулся в надежде отыскать хоть какое-то знакомое лицо, прикупив тем самым чуток времени на раздумье. Но люди, случайно встретившись с ним взглядом, оторачивались, будто он уже был приговорен к смерти.

Даже Божа Крстич, хозяин кафаны, спрятался за стойкой, притворившись, будто считает выручку. Нишавац даже успел проклясть себя за то, что перебрался сюда, на окраину, из центра города. Начни они игру в городском кафе, куда захаживают настоящие господа и уважаемые игроки, безумный болгарин не посмел бы размахивать пистолетом, его вообще бы не пустили в заведение. Нишавац судорожно размышлял, перебирая пальцами кости и одновременно мысленно взывая к святому Йовану но тут офицер рявкнул:

– Что мешкаешь? Бросай кости!

Странная смесь болгарских и сербских слов выдавала его злость. Наверное, он был родом из какого-нибудь пограничного села. Несчастный импотент! Выблядок, порожденный вшивым болгарином, который любил лазать через чужие заборы.

– Спокойно, приятель… – примирительно пробормотал Нишавац. – Ну куда ты спешишь? Сыграем и эту партию честно и как следует…

– Бросай!

Неохотно и медленно Нишавац опустил кости в стакан, поднял, ловко встряхнул его и выкинул содержимое на столешницу. Он затаил дыхание, и его примеру последовали прочие посетители кафаны, после чего облегченно, словно «Отче наш», выдохнул заветную цифру:

– Семь…

Опять медленно поднял стакан, впервые в жизни желая, чтобы комбинация не повторилась. Со столешницы на него уставились проницательные змеиные глазки игральных костей.

Двойка.

И пятерка.

Опять он выиграл.

Болгарин ударил тяжеленным кулаком по столу:

– Твоя мамката ебать хотел!

Нишавац старался не смотреть ему в глаза, да он и не смог бы это сделать, потому как его взгляд был прикован к лежащему перед болгарином пистолету. Казалось, что сейчас тот поднимет оружие и всадит в него пулю.

И тут случилось нечто совсем непредвиденное. За стол с левой стороны, как раз между ним и болгарином, присел высокий мужчина в шинели. Болгарин презрительно оглядел его и спросил:

– Кто ты таковой? Что ты потребовать?

Мужчина спокойно глотнул ракии. Потом запустил руку под шинель и вытащил черный вальтер с выгравированным на рукоятке королевским гербом Карагеоргия:

– Господин поручик, я – офицер его величества корили Петра Второго, – ответил он ему, не повышая голоса. – И в этом качестве требую от вас обращаться ко МНЕ уважительно, как к старшему по званию. Что же касается барбута… Если вы желаете продолжить партию, те условия должны быть одинаковы для всех участников игры. Не так ли, Нишавац?

– Господин Неманя? Ты ли это? – воскликнул пораженный Нишавац.

Майор Неманя Лукич ответил легкой улыбкой и кивком, после чего одним глотком допил рюмку. Болгарин обеспокоенно поглядывал то на него, то на лежащий перед ним пистолет. Он не знал, что делать, и потому все сильнее нервничал. Неманя склонил голову, налил себе еще, посмотрел на болгарина и сказал:

– Я знаю, о чем ты сейчас думаешь.

– Знаешь, чертов сербиянец? – презрительно фыркнул болгарин.

– Знаю-знаю, – усмехнулся Неманя Лукич. – Гадаешь, кто из нас проворнее.

Порода болгарского офицера затряслась от гнева, правая рука дрожала, а в левой он сжимал кости. Неманя склонился к нему и тихо, почти шепотом, произнес:

– Поверь мне… Только дернись… Мне и пистолет ни к чему – просто прирежу тебя… Располосую от уха до уха. Ты ведь наверняка слышал, что мы, четники[10], обожаем такие штучки, а?