Книга Пацан - Павел Сергеевич Иевлев

только, как навалять ближнему. Польза образования, как по мне, сильно преувеличена, пацан. Ты можешь всю жизнь учиться каллиграфии, сидя в шёлковом халате среди цветов, а потом набегает какой-нибудь долбодятел в вонючей дерюге и сносит тебе башку. Бумагой, которую ты раскрашивал, он даже не подотрётся, потому что отродясь жопу не вытирал. Это недостойно настоящего воина. Ну-ка, заценим эту вашу «коринадию»… А знаешь, даже и недурно! Как будто тёртую морковку заправили соусом от кильки в томате. Надо быть открытым новым кулинарным впечатлениям. Кроме того, больше всё равно жрать нечего. Эти концентраты лёгкие и долго хранятся, у меня в рюкзаке их на месяц… Ну, то есть было на месяц. Пока я их один жрал. Чайку? Впрочем, что я спрашиваю? Конечно, чайку! Этот вкус надо чем-то запить, честное слово. Подставляй кружку. Пей-пей, горячее полезно. Так говорила бабуля, а она знала толк в напитках. Я думал, что терпеть её не могу, но когда старушка померла — рыдал три дня. Потому что бабка, конечно, ругалась как боцман, дралась клюкой как гоплит, готовила так, что школьная столовка казалась мне рестораном «Мишлен», курила как паровоз, никогда не была вполне трезвой, а любимым развлечением считала шпынять меня за лень и тупость. Но всё равно, без неё я остался совсем один. А это хреново, пацан, быть одному. Допил? Давай сюда кружку, уберу в рюкзак. Пора собираться. Дождя нет, дорога подсохла, потопаю дальше. А у тебя какие планы на дальнейшую жизнь? Да, ты же ничего не расскажешь… Знаешь, отчего-то мне кажется, что никаких планов у тебя нет. Извини, но ты не похож на человека, имеющего продуманную жизненную стратегию. А похож на потерянного ребёнка, которому некуда идти и нечего жрать, у которого никого не осталось и который вряд ли выживет в этих краях. Я, сказать честно, тоже не Мистер Очарование. Хорошим человеком и раньше бы себя не назвал, и пять лет в тюряге не добавили мне обаяния, но по нынешним временам тот, кто не пытается тебя убить просто потому, что увидел, уже большая редкость. Не знаю, с чего ты такой особенный, но мне осточертело разговаривать самому с собой. У меня есть цель, она далеко, и там, может быть, давно уже нет того, что я ищу. Но, как по мне, лучше дойти и обломаться, чем сидеть и выть от тоски. В общем, предлагаю тебе идти со мной, пацан. Обещаю не обижать и кормить кашей, пока она не кончится. А потом ещё чего-нибудь раздобудем. Ну, что скажешь? Ах, да… Ну хоть кивни тогда, что ли. Если согласен. А если нет, то не кивай, ладно.

Мальчик, пристально смотревший ему в лицо, уверенно и чётко кивнул. Подождал секунду и на всякий случай кивнул ещё раз.

—Вот и ладушки, — сказал Ингвар с заметным облегчением. — Я, ей-богу, рад, что ты со мной. И тебя жалко, и мне веселее. Всё-таки я за пять лет здорово одичал. Знаешь, в кино видел, как оставшийся один среди постапа человек нашёл в развалинах верхнюю половину магазинного манекена, посадил в тележку и возил за собой. Разговаривал с ним. И я тебе скажу, пацан, не такой уж он был сумасшедший. Вот если бы он нижнюю половину таскал, тогда я бы первый сказал: «Чёртов извращенец!» Учти, на уши я тебе сяду плотно. Мне за пять лет наговориться надо. Придётся потерпеть. Отвечать ты не можешь, что, конечно, жаль, но кивай иногда, мне и этого хватит.

Мальчик кивнул.

— Вот, видишь, совсем не сложно. Каша того стоит, хотя бы и со вкусом этого, как его… Неважно. Один чёрт он уже кончился, а остальные вряд ли лучше.

У банана сладкий вкус,

Словно дыня иль арбуз.

А по форме он похож…

Не скажу, ядрёна вошь!

— Нашёл ящик концентратов в развалинах и напихал, сколько в рюкзак влезло. Не знаю, кто это жрал до того, как всё навернулось, но даже в тюряге кормили лучше, ей-богу. Там вообще не так уж и плохо было. Ну, для тюряги. Это не первая моя тюряга, есть с чем сравнить. Однажды я ухитрился залететь на нары в одном африканском бантустане — вот это был экспириенс! Тебе название ничего не скажет, но, поверь, это была самая дальняя чёрная задница нашего мира, в котором хватает дальних чёрных задниц. В той тюряге единственная белая задница была моей. И чтобы её сохранить, мне пришлось надрать немало чёрных. Спал одним глазом и с заточенной ложкой в кулаке. Потом меня вытащили с нар другие чёрные задницы, которым я был нужен для одного бизнес-проекта, но впечатлений набрался по самое некуда. Так вот, в сравнении с той тюрягой, ваша — чистый курорт. Готов? Ну всё, пошли тогда. Эх, обувь у тебя ни к чёрту. Ладно, авось что-нибудь подвернётся, а пока… Портянки мотать умеешь? Впрочем, откуда… Давай ногу. Смотри — ставишь её вот так, этот угол сюда, а потом сюда. Конец заправляешь — и готово. Доступно? Ну ничего, потренируешься потом. Своими опорками ты ноги сотрёшь к чертям через километр, а тащить тебя мне не улыбается. Потопай — держится? Не распускается? Вот и славно.

Мальчик снова кивнул, и они пошли. По бывшей улице бывшего города, сейчас представляющей собой узкую ложбину среди куч строительного мусора, оставшихся от домов.

— Нехило тут шарахнуло, — сказал Ингвар, — я давно иду, и вот что странно — местами так, а местами — как будто и не было ничего. А бывает чересполосица — один дом в труху, а рядом вроде такой же — а даже стёкла целы. Правда, их лучше обходить стороной, потому что там могут быть выжившие, и какой у них агрорадиус — не угадаешь. Я, пока эту фишку просёк, пару раз чуть без башки не остался. Хорошо, что дерутся у вас как девчонки-первоклассницы. Решительно, но бестолково. И оружия никакого нет. Ну, то есть как нет… Таки немножко есть, конечно. Иначе что бы я тут делал?