Книга Там, где тебя хоронил - Максим Черных

как понять: мы стали старше или измельчали?

Сотню раз представлял, как она задает этот вопрос. Но сейчас, когда она его и правда произнесла, понял, что все-таки не был к нему готов. Стоило бы подумать над ответом, но разум обычно обманывает. Я сказал, что чувствовал.

— Нет.

Посмотрев мне в глаза, она развернулась и стремительно зашагала прочь. Вот и все. Некоторые слова очень больно произносить. Еще больней — слышать.

Не спеша домой, я присел на скамейку. «Никогда не спал под открытым небом», — пришло вдруг в голову. Предстоящую ночь проведу на улице. Раньше я ощутил бы дискомфорт от чужих взглядов на себе, но в моменты, когда вся прошлая жизнь рушится, не обращаешь на пустяки никакого внимания. Есть ли мне дело до мнения проходящих людей, думал я, и спокойно лежал на скамейке под взглядами проходящих мимо зевак.

— Я не должен изменять памяти о ней.

— Ты уже.

— Знаю, но более не мог. Мне хотелось все это бросить. Зачем о ней вспоминать? Все, что мне приносит память о ней: тревожность, боль, страх.

— Все, кто любил тебя, давно мертвы. Осталась только она, и ты ее предал.

— Разве неправда, что она дала мне лучшие минуты жизни?

— В итоге ты предал всех.

Меня разбудил холод. В какой-то момент пошел дождь. Вода давно прошла оборону куртки и дошла до моего тела. Насквозь мокрый, я решил проверить телефон: шесть утра и три пропущенных.

— Да.

— Я у тебя дома, решила забрать свои вещи и вернуть тебе ключи. Жду.

Дождь был не приятным весенним, напоминающим об окончании суровой зимы, а скорее ужасным природным явлением, вызывающим всепоглощающий ужас. Ветер и вода делали свое дело, я дрожал каждой частичкой тела. От сна на скамейке позвоночник с шеей изнывали. Пальцам на ногах по обыкновению досталось больше всех. Я наивно попытался спрятать руки в карманах. Мучал голод и жажда. Но, в целом, я не обращал внимания на сложившиеся обстоятельства. Меня занимало другое.

— Близкого человека только тогда и поймешь вполне, когда с ним расстанешься — истина, которую я заучил, потому что пришлось попрощаться со многими. И ее я, скорее всего пойму. Мне будет ее не хватать, как и других. Я опять совершил ошибку? Попросить у нее прощения? Сказать заветные три слова?

Проезжающий мимо грузовик облил меня. Кто-бы мог подумать, что пятикратный чемпион мира окажется в таком смешном положение.

Смешное?

— К тому же, что я буду делать без нее? Вряд ли я найду еще одну способную меня полюбить.

— Тем не менее, хранить память благороднее.

Только подойдя к квартире, я вспомнил о холоде. Он, казалось, жег изнутри.

Дверь в ванную была открыта. Я прошел. Она лежала в наполненной ванне. У нас была равно мокрая одежда. Когда присел на стул рядом, от воды ко мне потянулся жар.

— Помнишь, ты спросил меня, простила бы я Иуду?

— Помню, конечно.

Прошлое лето. Кажется, что прошла целая жизнь.

— Иисус знал, что умрет, потому и простил. Когда умираешь, прощать легко. И я тебя прощаю

— Но я не Иисус.

Вода постепенно окрашивалась в красный. В первый раз я не мог себя прилично вести. Метался, умолял, приводил доводы. Все это — бесполезно, дело сделано. Ее уже не спасти.

— Да, тебя не просили висеть на кресте, просто любви хватило бы.

Она осмотрела свои кровоточащие руки и в ужасе отвернулась.

— Чем я тебя не устроила?

Я не ответил, да и времени бы не хватило. Через несколько секунд она потеряла сознание. Через несколько десятков секунд — жизнь.

***

Он целовал землю, снова и снова, просил прощения за все, что натворил. Поднялся. Одышка теперь появляется даже после вполне легких движений. Роща была насыщенна зеленью, в запахе свежего воздуха он пытался уловить знакомые ароматы. Начался очередной приступ кашля. Он покашлял в платочек, теперь без него никуда. Врач сказал ему о приближение кровавого кашля. Роща — единственное, что у него осталось. Первое дерево становилось самостоятельным, способным прожить без его помощи. Рядом, из земли, пробился росток нового дерева.