Книга Ревизор: возвращение в СССР 5 - Серж Винтеркей
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мама с бабушкой удивлённо уставились на меня.
— Не слишком сурово?.. — неуверенно спросила мама.
— Не слишком. Представьте себе, пройдёт лет пять-десять-пятнадцать, она нагуляется и вернётся сюда! Хорошо, если здоровая и работоспособная. А если инвалидность к тому времени нагуляет или просто пенсионного возраста достигнет, и назначат ей пенсию копеечную из-за отсутствия стажа? Она же сможет через суд Эмму на алименты поставить. И Колю тоже, когда совершеннолетним станет.
— Разве бывают такие алименты? — удивлённо спросила бабушка.
— Если сейчас и нет, так потом будут, — уверенно заявил я. — Семейное право развивается. Все больше юристов считает недопустимым, что выросшие дети не содержат своих старых больных родителей. И это правильно в целом, но не тогда, когда речь идет вот о таких вот кукушках. Которые своих детей другим подкинут, а потом заявятся к ним и потребуют, чтобы за ними ухаживали по полному разряду.
— Ну, вряд ли Ленка до такого додумается… — с сомнением проговорила мама.
— Сама не додумается, так «добрые люди» подскажут. — возразил ей я. — Она же со всякой сволотой якшается, вспомните хоть Кабана ее. И хорошо, если мы ещё здесь будем жить и сможем в суде подтвердить, что она детьми не занималась. А если нас здесь уже не будет? А если Клары Васильевны к тому времени уже не станет? Как Эмма от алиментов на мать отбиваться будет? А так, лишим её сейчас родительских прав и всё. Герман над Эммой опекунство оформит, а Клара Васильевна над младшими. А захочет Ленка вернуться и с детьми жить, так никто ей мешать не будет. Но это ей уроком станет! Нельзя такие вещи с рук спускать.
— Нельзя, — подтвердила бабушка и взглянула на меня так, что я сразу понял, ничего хорошего Елену не ждёт.
Вот и ладненько. Даже если сейчас и не лишат, то, всё равно, разговоры, хотя бы, об этом начнутся. И, рано или поздно, всё решится не в пользу Елены. Особенно, если у её детей финансовые трудности начнутся без причитающихся им пенсий и другой помощи от государства, положенной оставшимся без родителей несовершеннолетним.
Озадачив бабушку с мамой решением вопросов Либкиндов, сам я посвятил почти весь оставшийся день работе на чердаке. Ко мне пришел Игнат, и мы с ним за полчаса согласовали все размеры будущей винтовой лестницы. Передал ему деньги на металл — завтра ему обещали его уже доставить, и он потихоньку начнет варить элементы конструкции. Финальная сборка и сварка будет уже у меня дома на неделе — точные сроки Игнат пока назвать не смог, но ясно, что не раньше, чем я вернусь с олимпиады.
Так что вначале я готовил проем для установки лестницы. Затем расширял люк под расширенный проем, чтобы тепло из дома не уходило. Даром, что по календарю уже второй месяц весны идет, 1971 выдался холодным годом, и снег пока насовсем исчезать с улиц не собирался. Немножко уделил времени затем на обществоведение, химию и французский — по полчаса на каждый предмет. Так заработался, что пропустил поход в баню с мамой и бабушкой — ничего, завтра на заводе в помывочную сбегаю. Это будет быстрее. Хоть и нравился, мне, конечно, семейный поход в баню, но времени он отнимал немерено — а оно у меня в это воскресенье было на вес золота.
В понедельник мы с парнями уже выходили из школы, когда меня кто-то окликнул:
— Павел! Ивлев! Задержись!
Оказалось, это директор меня звал. Мне не приходилось до этого слышать, как он кричит, и я не узнал его, стоял перед выходом из школы и крутил головой по сторонам, пытаясь определить в переполненном вестибюле, кому я понадобился. Хорошо, что Игорь Иванович сам подошёл ко мне.
— Завтра олимпиада в Брянске, — сообщил он, отводя меня в сторону от дверей. — Готов?
— Ну, так… — скромно ответил я, хотя готовился в последнее время к олимпиаде даже больше, чем к выпускным экзаменам.
— Ничего. Главное — не волнуйся и всё вспомнишь, — подбодрил меня он, взяв за плечо. — Нам от РОНО выделили транспорт. Собираемся у школы в семь утра. Смотри, не опаздывай! Ехать далеко, неизвестно, что ещё в дороге может случиться…
— Хорошо. Буду к семи, — пообещал я ему, попрощался и вышел из школы.
Парни, Славка, Мишка и Тимур, и Диана, ждали меня в школьном дворе, тесно скучковавшись и что-то возбужденно обсуждая. Увидев меня, Диана рванулась навстречу.
— Что ему от тебя надо было? — взволнованно спросила она.
— Напомнил об олимпиаде по обществоведению, будь она неладна, — сказал я, спустившись с крыльца к парням. — Завтра очередной тур в Брянске. В семь утра отсюда стартуем. Так что завтра без меня.
Все с облегчением выдохнули и вернулись к обсуждению заданий, а я понёсся на завод.
В бухгалтерии царило столпотворение. Протолкнувшись через толпу возбуждённых женщин, сел за свой стол и стал прислушиваться и присматриваться, пытаясь понять, с чего мне вдруг привалило такое счастье. В прошлый раз такая же толпа была, когда с сапогами разбирались — что в этот раз на кону?
Женщины делили косметику. Откуда она взялась, я так и не понял, но они за неё чуть не подрались. На всех не хватало, выкупить хотели все и всё.
Вспомнились девяностые, самое их начало, как у нас на предприятии на каждый отдел выделяли очень ограниченное количество дефицитных товаров, и мы разыгрывали их. Самое интересное было с обувью. Практически нереально было выиграть нужное. И размер не подходил, и фасон. Мне однажды достались женские туфли, но я ещё не был женат и очень удачно выменял их на мужские в соседнем цеху.
У нас вёлся гроссбух, куда записывали всех выигравших и их выигрыши. Если я уже выиграл женские туфли, то меня в следующий раз к розыгрышу не допускали, пока все желающие не отоварятся. Все были людьми опытными и мудрыми, и понимали, что я их на что-то сменяю для себя полезное.
У моих нынешних коллег такого опыта ещё не было. А страсти накалились нешуточно.
— Дамы, так дело не пойдёт! — вмешался я, когда кого-то довели до слёз. — Пишите свои имена на бумажках. Есть у кого-нибудь вязаная шапка?
— Что ты задумал? — вышла из толпы Ирина Викторовна.
— Будем разыгрывать этот дефицит, — буднично сказал я. — Лотерею устроим.
Женщины быстро поняли идею, разрезали обычный лист бумаги на одинаковые кусочки и принялись писать на них свои имена. И шапка тут же нашлась, держал её в руках, пока все не бросили в неё записку со своим именем.
— А я же за бабушку