Книга Пророчества книги Даниила: происхождение, история экзегетики, толкование. Царство святых Всевышнего и мировая история - Игорь Александрович Бессонов

откровения пророков, а то и искаженным более поздними редакторами и переписчиками. Именно по этой причине работа представителей историко-критического метода сразу же встретила решительный отпор со стороны сторонников традиционных взглядов.

Наиболее распространенным ответом на результаты историко-критического анализа библейского текста со стороны большинства представителей Церкви был и остается консервативный или фундаменталистский подход к Священному Писанию, предполагающий простое отрицание достижений современной библеистики. Подобная концепция до сих пор господствует среди большинства верующих, недостаточно знакомых с современной библеистикой и неспособных оценить все значение ее достижений. Однако гораздо больший интерес представляют мнения тех богословов, которые, признавая значение историко-критического метода, пытаются переосмыслить традиционное представление о богодухновенности Священного Писания и природе его авторитета, воссоздав его на новом уровне. Американский богослов К. Спаркс в своей работе «Слово Божие в человеческих словах. Евангелическое восприятие библейской критики» описывает несколько «конструктивных» христианских реакций на успехи историко-критического метода[11]. К ним можно отнести идеи немецкого теолога Герхарда фон Рада (1901– 1971) и его учеников, пытавшихся увидеть заключенное в библейском тексте теологическое послание, «керигму», при этом рассматривая всю совокупность библейской истории как Heilsgeschichte, «священную историю», отделяемую ими от реальной земной истории[12]. Другим стал подход представителей «движения библейского богословия», по мнению которых основным содержанием Библии являются теологические повествования об исторически достоверных «великих деяниях» Бога, таких как Исход из Египта или воскресение Иисуса Христа[13]. Как видно, указанные подходы, признавая наличие исторических неточностей и ошибок в канонических текстах, делают основной акцент на центральных событиях древнееврейской и первоначальной христианской истории и на связанном с ними теологическом послании библейских книг, в которых и заключается главное библейское послание, адресованное верующим. Среди наиболее интересных попыток решения этой проблемы, актуальных для нашего исследования, мы можем назвать «канонический подход», предложенный американским исследователем Б.С. Чайлдсом (1923–2007)[14]. Чайлдс, признавая достижения историко-критического метода, обращает внимание на то, что он превращает изучение Библии в историческое исследование развития древнееврейской литературы, лишая библейские тексты их теологического значения. Концепция, предложенная Чайлдсом, предлагает сосредоточиться на изучении канонической формы библейского текста, независимо от того, кто был ее автором и каким образом был составлен имеющийся у нас текст. По мнению Б. Чайлдса определяющее значение играет окончательная форма текста Священного Писания, которая «свидетельствует о полной истории откровения», данного Богом народу Израиля[15]; именно она становится авторитетной для всех последующих поколений данной религиозной общины. Теологический посыл «канонического подхода» еще более полно раскрывается в работах другого американского исследователя, Дж. Сандерса. Он говорит о действии Св. Духа на всем протяжении создания библейского произведения вплоть до его канонизации: «Модель, рассматриваемая “каноническим критицизмом” как наиболее близкая к истине, заключается в том, что Святой Дух действует на всем протяжении канонического процесса: начиная с оригинального автора высказывания, через то, что было понято его слушателями; на то, как более поздние редакторы видоизменили устную или письменную фиксацию того, что было сказано;

вплоть до восприятия и понимания текста в современных религиозных сообществах. Каноничен не Иеремия, а книга Иеремии»[16]. Аналогии каноническому подходу мы можем найти и в современном иудаизме. Так, М.Ц. Беттлер, американский ученый-библеист и практикующий иудей, пишет, что, «по моему мнению, вся иудейская Библия свята – это отражается в раввинистическом наименовании Библии: ktivei qodesh или “святые писания”. Святость Библии связана с ее канонизацией, хотя я не готов сказать, была ли она канонизирована, поскольку она святая, или стала святой, потому что была канонизирована»[17]. Таким образом, богословский анализ библейских книг должен в первую очередь исходить из их канонической формы, независимо от ее литературной истории.

У «канонического подхода» к исследованию библейского текста очевидно есть свои сильные и слабые стороны. Уместно ли полагать, что «канонический подход» разрешает все имеющиеся проблемы, если мы, например, имеем очевидные исторические противоречия между различными библейскими текстами или встречаемся в Писании с изложением фактов, крайне сомнительных с исторической точки зрения[18]? Как быть со случаями, когда последняя редакция фундаментальным образом меняет смысл первоначального текста, противореча замыслу его автора? На каком основании мнение поздних редакторов может быть более весомо, чем мнение оригинального автора, зачастую наделенного пророческой харизмой?[19] Очевидно, что все указанные случаи свидетельствуют об определенных границах применимости «канонического подхода». Тем не менее, в случае книги Даниила его использование представляется вполне оправданным и продуктивным. Вкратце поясним этот тезис.

Как уже было сказано, книга Даниила распадается на две части – в первой части мы преимущественно имеем дело с рассказами о пребывании пророка Даниила при дворе вавилонских и персидских царей, а во второй – с апокалиптическими пророчествами. Современная библейская наука позволяет заключить, что истории, переданные в первой части, исторически недостоверны; если они и имеют какое-то основание в реальных событиях, то крайне отдаленное. Тем не менее, сам вопрос об их исторической достоверности не представляет для нас собственно богословского интереса: он должен интересовать нас не в большей степени, чем вопрос об историзме книги Иова, Песни Песней или евангельских притч. Перед нами литературные произведения, предписывающие определенные нормы поведения и содержащие определенные историософские идеи. Что касается видений, содержащихся преимущественно в 7–12 главах книги Даниила, то само их присутствие в канонической библейской книге опять-таки говорит об их богодухновенности, независимо от того, кто, когда и с какой целью составил их современный текст.

Тем не менее, по мнению многих консервативных авторов псевдопэиграфичность книги Даниила сразу же ставит под вопрос их богооткровенный характер. Во-первых, если указанные видения не являлись реальному пророку Даниилу, жившему в Вавилоне в VI веке до н.э., а являются плодом литературного творчества неизвестных нам еврейских книжников эллинистической эпохи, то можем ли мы всерьез рассматривать их как откровение свыше? Во-вторых, как может автор богодухновенного произведения совершить такой сомнительный с этической точки зрения поступок как создание псевдоэпиграфического сочинения, ставящего целью ввести его читателей в заблуждение? Оба этих вопроса, казалось бы, должны исключать возможность того, что книга Даниила одновременно является псевдоэпиграфом и богодухновенным произведением. Этот тезис нашел хрестоматийное выражение в знаменитом высказывании английского консервативного теолога XIX века И. Паси: «Книга Даниила словно предназначена быть полем боя между верой и неверием. Она не допускает полутонов. Она или божественная, или еретическая…»[20]

Тем не менее при более детальном рассмотрении вопроса оказывается, что все обстоит не столь просто. Разумеется, само включение книги Даниила в иудейский и христианский канон в соответствии с принципами канонического подхода свидетельствует о ее богодухновенности, независимо от того, кем и с какой целью она была составлена. Тем не менее подобный аргумент,