Книга Звезды высокого неба - Г. Береговой

исключительность моей профессии. Эта исключительность временная. Во времена Уточкина профессия летчика тоже была исключительной, редкой профессией, а теперь ее такой не назовешь. То же самое будет и с космонавтикой. По мере ее развития число людей, которые будут принимать непосредственное участие в космических полетах будет резко возрастать. Думаю, что уже на нашем веку станут известны имена сотен космонавтов. И все-таки до момента освоения Луны, строительства на Луне и ближайших планетах, которое невозможно без регулярной транспланетной связи, эта профессия массовой не станет. И еще мне хотелось бы уточнить само понятие «космонавт». Существо понятия «космонавт» то же, что и понятия «полярник».

Вот «летчик-космонавт» — это профессия, которой надо учиться, которая предъявляет определенные требования к здоровью и физическим данным человека. Немыслимо освоение космоса без летчиков-космонавтов. Это — главная космическая профессия. Но обратимся опять к авиации. Вначале летали только летчики. Летчиком называли всякого, летавшего над Землей. Появились многоместные самолеты, и появились штурманы, радисты, бортинженеры. Наконец, появились пассажиры. То же будет и в космонавтике. Уже первый советский многоместный космический корабль «Восход», пилотируемый летчиком-космонавтом Владимиром Комаровым, имел в составе своего экипажа космонавта-ученого и космонавта-врача. Будут со временем космонавты-инженеры, космонавты-физики, космонавты-строители, сварщики, астрономы…

— А журналисты? — перебил я.

— Журналисты обязательно! — засмеялся Юрий Алексеевич. — Без журналистов никак нельзя. Хотя я с ужасом думаю о том времени, когда даже в космосе нельзя будет спрятаться от журналистов…

Космос — лишь место приложения труда и таланта людей самых разных земных специальностей…

Так говорил Гагарин. Он хорошо понимал, что в грядущем освоении космического пространства будет время бурных наступлений и время затиший, время накапливания знаний и опыта и время их осмысления. Но важен самый общий итог:

— Полеты в космос остановить нельзя, — говорил Гагарин. — Это не занятие одного какого-то человека или даже группы людей. Это исторический процесс, к которому закономерно подошло человечество в своем развитии.

Тогда же разговор зашел об опасности его работы и неизбежности будущих жертв.

— Ничего не дается людям даром, — говорил Юрий Алексеевич. — Ни одна победа над природой не была бескровной. Мы начали узнавать околоземной мир. А разве земные наши открытия не оплачены жизнями замечательнейших людей, героев разных стран, отважных сынов человечества? Норвежец Амундсен и англичанин Скотт, американец Де-Лонг и француз Лаперуз, наш ледовый герой Георгий Седов и неутомимый путешественник Алексей Федченко — как длинен этот драматический список открывателей нашей планеты. Люди погибали, но новые корабли уходили со стапелей, новые самолеты выруливали на взлетную полосу, новые отряды отправлялись в леса и пустыни. Но разве это судьба только путешественников? Разве не отдавали во имя знаний своих жизней физики? Разве не жертвовали собой ради других врачи? А летчики-испытатели?..

Да, конечно, Гагарин понимал, что его работа опасна. Но он не считал опасность достаточно серьезным основанием, чтобы не заниматься этой работой. Он любил ее и знал, что она нужна людям.

Это понимал и К. Э. Циолковский. Юра Гагарин еще учился ходить, когда Циолковский писал одному из сотрудников ГИРД:[1] «Нет более новой и трудной техники в мире, чем дело реактивного движения». Юрий Гагарин был уже легендарным человеком, когда С. П. Королев писал: «Мы стараемся все делать не торопясь, основательно. Наш девиз: беречь людей. Дай-то бог нам сил и умения достигнуть этого всегда, что, впрочем, противно закону познания жизни. И все же я верю в лучшее, хотя и все мои усилия, и мой разум, и опыт направлены на то, чтобы предусмотреть, предугадать как раз то худшее, что подстерегает нас на каждом шагу в неизведанное…»

Эти три замечательных человека, принадлежащие трем разным поколениям (Циолковскому было 49 лет, когда родился Королев, а Королеву 27, когда родился Гагарин), понимали, сколь тернист путь, по которому они идут, но, кроме того, они понимали, что это их путь, и не могли свернуть с него на обочину жизни. Они не задумывались тогда о том, что шагают в бессмертие. И пришли в него.

Гагарин любил говорить о прошлом, о гении Циолковского, обогнавшего свой век, о первых работах Цандера, Королева, Глушко. Он знал настоящее, был в курсе современных гипотез и теорий, сам принимал участие в разработке насущных планов, готовил в полет и готовился к полету. Он мечтал о будущем. Он был настоящим мечтателем, хотел непременно побывать на Луне, слетать на Марс, вообще хотел летать много и долго. Превратив фантастику в факт, он, наверное, менее благоговейно относился к фантастике, чем другие, просто лучше других знал относительность ее жизни.

Он писал о многомесячных полетах к другим мирам, об опасности, которые ждут звездоплавателей в океане большого космоса. В его записях всегда было много оптимизма и серьезной бодрости. Не бодрячества, а именно серьезной бодрости, идущей от знания, веры в предначертание человека и представления о том месте в нашем мире, которое он достоин занимать.

Когда говорят о бессмертии Гагарина, то чаще всего связывают это с фактом его полета, эпохальным событием, яркость которого не ослабнет, через какую бы толщу лет ни шел к нашим потомкам этот свет. Армстронг и Олдрин оставили на Луне металлический вымпел с его именем. Его вспомнят счастливцы первой марсианской экспедиции. Когда-нибудь О нем будут говорить первопроходцы Венеры и далекие жители космопортов на спутниках Юпитера. Все это будет. Бессмертие Гагарина не замыкается лишь историческим фактом события 12 апреля 1961 года. Бессмертие Гагарина это дело Гагарина, это новые победы советской космонавтики.

Ярослав ГОЛОВАНОВ

ЗВЕЗДЫ ВЫСОКОГО НЕБА

В последний день января 1961 года на мысе Канаверал во Флориде состоялся еще один запуск капсулы «Меркурий». Дела с этим первым американским космическим кораблем, который должен был поднять в космос первого американского астронавта, шли из рук вон плохо. Летний пуск 1960 года окончился взрывом ракеты через 65 секунд после старта. В ноябре капсула не отделилась от ракеты и вместе с ней упала в океан. Через две недели — пожар на старте. И вот теперь еще одна попытка. 8 «Меркурии» сидел Хэм — любимец журналистов, шимпанзе с глазами такими умными, что становилось неловко, когда ваши взгляды встречались. Если у обезьян есть бог, то только он спас Хэма: техника сделал) все возможное, чтобы погубить его. Сначала произошел аварийный разгон носителя, что привело к 18-кратным перегрузкам. Обезьяна не успела очухаться от страшного гнета,