Книга Хроники одной бензоколонки - Александр Лабрюфф

Рядом – «Паша Кебаб», открыт. Продуктовый тоже. Вдруг в голове звучит поговорка (эхо той фразы): «Где туманно, там жди обмана». Так сказала газете «Курье Пикар» кандидат в президенты Мартина Обри, критикуя своего однопартийца, – тот еще питбуль, убежденная в собственной непогрешимости. Какая связь с «где стена, там и народ»? Не понимаю. Ассоциация далекая, структурная. Я озадаченно бреду дальше. Пригород спит, и у меня вдруг закрадывается сомнение. Я останавливаюсь у жестяного забора стройки, украшенного граффити: no past no future[13]. Роюсь в карманах, стоя у этой уже устаревшей надписи, и наконец понимаю, что вместо мелочи дал бездомному свою флешку.

44

Жизнь соткана из неприятностей – мелких в масштабах вселенной, но постоянных. Что было на той флешке? Что я потерял? Я чищу зубы, глядя на себя в тусклом зеркале, и пытаюсь решить эту загадку, припомнить: попсовые фильмы («Безумный Макс 1, 2, 3»; «Китайцы в Париже»…), фильмы «новой волны», скачанные – не без зазрений совести – с пиратских сайтов, японские порнофильмы, два-три рабочих документа и… мой новый роман, вернее… мой первый роман. Я замираю с щеткой. Сокрушенно вздыхаю. Я больше нигде его не сохранял. На флешке – единственная версия. Ну что: я потерял все. Прощай, мой бестселлер. В рабочих документах есть мое имя. Мое имя. Порнофильмы. (И фотки меня в одеянии японки.) Мне конец. Будут шантажировать, это точно. Я полощу рот и поднимаю голову. В зеркале отражается кусок сине-зеленой неоновой вывески отеля напротив:

Амур зол

45

Как-нибудь я пойду ночевать в «Амур зол».

46

На следующее утро я сижу на заправке весь в сомнениях. Пять вечера, и я уже два часа думаю о том, давать ли объявление о пропаже флешки в газету. И какое именно, на сколько дней, какие газеты может читать бездомный, каковы шансы, что он наткнется на мое объявление?

Обслуживая посетителей на автомате, я думаю: в общем-то нетрудно предположить, что бездомный читает либо бесплатные, либо самые популярные издания, и в конце концов заключаю, что бездомный может читать только «Либерасьон».

47

Зачарованный черно-белой рябью, я пялюсь на восемь экранов камер наблюдения – внутри и снаружи заправки.

Какой-то краткий миг падает снег.

47 БЭ

Поэзия краткого снежного мига.

48

После некоторого колебания я снимаю трубку и звоню в отдел объявлений. И пока звонок отдается в пустоте, я, в самых недрах души, сочиняю, какое мог бы оставить объявление: «Я был уверен, что даю вам мелочь, но в спешке отдал свою флешку, которая мне очень дорога. В Париже, в двух шагах от станции метро «Раймон Кено», на переулке Лаперуза, в три ночи – час поздний для француза – на шестнадцатый апрельский день. Прошу вернуть за щедрое вознаграждение мою книжонку. Подпись: А».

Голос на другом конце хрипит: «Либерасьон, слушаю». Сообразив, что, если оставлю свой номер, все психи планеты начнут мне названивать, я молча вешаю трубку.

49

Через несколько секунд перезваниваю в «Либерасьон» и даю объявление. Потом мне звонит сестра. Я рассказываю ей про жизнь, про работу, про мои подпольные выставки, про трагическую потерю флешки.

50

А раз говорю с сестрой, вспоминаю, что у меня есть семья – отец, если точнее – и понимаю, что хочу знать, как он. Он живет в самом сердце Ландских лесов, в деревеньке с неправдоподобным названием. Он сообщает мне с того конца провода, что расстался со своей подругой, она очень скованная, бывший психиатр (Он всегда любил скованных женщин – может, она его бывший психиатр? – он никогда не признавался в этом – интересно, этично ли спать со своим бывшим психиатром, или это часть ее терапии?). В кои-то веки отец разговорился. Болтает без умолку. Не понимаю, от отчаяния или облегчения. Или тут все вместе. Он шутит: это всего-то их пятнадцатое расставание.

– Похоже, ты разумно смотришь на вещи.

Он соглашается:

– Да, я вижу в этом плюс: расставание – это, по крайней мере, какое-то разнообразие для нашего с ней очень ровного быта.

51

Я думаю про разнообразие очень ровного быта, про осень любовного быта, про разрыв как любовный локомотив. Отец говорит, что у него дела: надо дров наколоть. И вешает трубку.

52

И пока я снова залипаю на экраны камер наблюдения, размышляя о влюбленности и ее закате, передо мной возникает мужчина в костюме, белой рубашке в полоску и с галстуком-бабочкой (забавно, я не заметил его на экранах). Он спрашивает, может ли оставить у меня книгу для товарища, а тот заберет ее позже. Я удивлен такой просьбой:

– Книгу?

– Да, будьте так добры.

Я беру протянутый мне томик.

– На чье имя?

– Паскаль.

Я пишу на стикере «Паскаль» и клею на обложку. Книга называется: «Потребительская стоимость де Сада»[14].

53

Я из любопытства листаю книгу, и оттуда выпадает записка: «4-5-13-1-9-14». Моя заправка замешана теперь в обмене тайными шифровками?

54

Спустя порядочное время объявляется Жан Поль, я открываю два крафтовых «Полнолуния», и мы чокаемся пивом за конец моего рабочего дня. Он говорит про выборы, про политику, про полезность «Твиттера» в демократических дебатах. Я уже готовлюсь врезать ему (когда я слышу слово «Твиттер», моя рука тянется к пистолету), но тут нас прерывает мужчина в плаще и натянутой на голову потрепанной фетровой шляпе: он пришел забрать книгу. Это сон? Это Паскаль? Он уходит. Пойти за ним?

56[15]

Извинившись перед моим коллегой, я выхожу. Мужчина исчез. Я звоню Ньецленду рассказать о случившемся.

57

Нервно курю, разглядывая гостиницу «Маяк», соседку моей заправки: смотрю на мелькающие в окнах тени, трещинки на стенах, пощелкивающую зеленую вывеску, мерцающую «я». Перезванивает Ньецленд. Он расшифровал послание:

– Это классический шифр. Цифры – номера букв в алфавите, получается: «Завтра».

58

Что – завтра?

59

У меня перехватывает горло. В каких подпольных делах замешана теперь моя заправка?

60

На следующий день, заинтригованный и немного взволнованный (Ньецленд не отвечает на звонки), я