Книга Легенда о командарме. О командарме 2-го ранга М. К. Левандовском - Николай Иванович Соломин

звезды, и легкий ветерок, набегавший с гор, мягко шелестел листвой тополей.

Роты, поднятые по тревоге, шли по спящему городу в сторону вокзала. Левандовский и Гикало, пропуская мимо себя стройные шеренги бойцов, с удовлетворением отмечали, что напряженный труд последних месяцев дал прекрасные плоды. Отряд производил отрадное впечатление своим внешним видом и вооружением. На станции его уже ждал железнодорожный состав. Перед посадкой в вагоны Николай Гикало произнес короткую напутственную речь, и эшелон, разрезая ярким лучом прожектора темноту, двинулся на запад.

Утром отряд грозненской Красной Армии прибыл на станцию Беслан, где стоял специальный поезд чрезвычайного комиссара. Левандовский с волнением вошел в штабной вагон и увидел Орджоникидзе, стоявшего в задумчивости у карты Терской области.

— Товарищ чрезвычайный комиссар! Отряд грозненской Красной Армии в составе трехсот шестидесяти штыков прибыл в ваше распоряжение, — четко и внятно доложил Левандовский.

— Садитесь, пожалуйста. Так нам удобнее будет разговаривать, — предложил Серго, опускаясь в кресло, стоявшее у зашторенного окна. Михаил Карлович расположился напротив. Орджоникидзе ознакомил Левандовского с обстановкой в районе Прохладной.

— Бичераховцы хотят нанести удар по тылам Северо-Кавказской армии, — говорил Серго с легким грузинским акцентом. — Мы должны преградить им путь.

Слушая чрезвычайного комиссара, Михаил Карлович внимательно рассматривал сидевшего перед ним человека. Был он среднего роста, крепкий, с приятной открытой улыбкой. Курчавая шапка густых темных волос обрамляла худое, аскетического вида лицо. Большие черные глаза пристально и внимательно глядели на собеседника. Одет он был просто — в обычную солдатскую гимнастерку, перехваченную в поясе узким наборным пояском, и в серые брюки, заправленные в сапоги из мягкой кожи.

Ко времени его второй встречи с Орджоникидзе на Тереке политические взгляды Левандовского в значительной степени изменились. Разочарование в эсерах началось с весны 1918 года, когда «левые социал-революционеры максималисты» стали в своих статьях нападать на большевиков (хотя и входили с ними в правительство), открыто агитировали против Брестского мира. Нет, они не призывали, как это делали меньшевики и правые эсеры, к свержению Советской власти. Без устали клялись они ей в своей верности, но вот их призывы «сделать Советы трудовыми, свободно избранными, внепартийными и надпартийными» объективно лили воду на мельницу врага.

В конце концов максималисты дошли до того, что стали на путь вооруженных восстаний против большевиков, что вело к подрыву и ослаблению Советской власти. С недоумением читал Левандовский газетные сообщения о вооруженном выступлении максималистов в Самаре и в Ижевске. Вести, доходившие из России, о действиях его недавних, как ему казалось, политических единомышленников все чаще приводили Левандовского к мысли, что ему не по пути с партией, идущей фактически против народа.

Получив от Орджоникидзе боевое задание, Левандовский с отрядом грозненской Красной Армии отправился к станции Прохладной, где прямо из эшелона бойцы вступили в бой с белоказаками. Обученные Левандовским, молодые красноармейцы держались под огнем стойко, сохраняя выдержку и спокойствие. Противник несколько раз пытался выбить их с занимаемых позиций, но, наткнувшись на упорное сопротивление, вынужден был, неся большие потери, раз за разом откатываться назад.

А в это время во Владикавказ прибывали делегаты IV съезда народов Терека. По улицам медленно двигались арбы с высокими колесами, на которых восседали с суровыми, непроницаемыми лицами кабардинцы, ингуши, чеченцы, ногайцы. Верхом на резвых лошадях гарцевали казаки с Сунжи. Все держались настороженно, ни на миг не выпуская из рук оружия. Ехали, будто на сражение, оттого город сразу же стал похож на военный лагерь. Со всех концов области прибыло 750 делегатов. Оставив свой отряд на позициях возле станции Прохладной, приехал во Владикавказ и Михаил Левандовский. Он был одним из делегатов, избранных рабочими Грозного.

Съезд открылся 23 июля 1918 года в здании бывшего Кадетского корпуса, расположенного на окраине города на берегу бурного Терека. Войдя в переполненный зал, Михаил Карлович огляделся. Даже по внешнему виду делегатов можно было определить, что собрание разделилось на два лагеря. Слева от президиума сидели представители рабочих, горской бедноты, трудовые казаки. Справа разместился народ позажиточнее. Бросались в глаза красивые, добротные бешметы богатых казаков, нарядные черкески горской верхушки, черные, тщательно отутюженные костюмы и белые накрахмаленные рубашки местной буржуазии. Окинув просторный зал быстрым взглядом, Левандовский отыскал себе свободное кресло с левой стороны прохода.

С утра до вечера не утихали страсти. Два дня ушло на выборы президиума и утверждение повестки дня. Меньшевики и эсеры затягивали время, своими долгими демагогическими речами отвлекали делегатов от обсуждения наболевших вопросов.

За день до открытия съезда лидер эсеров Фальчиков получил от Георгия Бичерахова секретное письмо, в котором говорилось:

«Под Прохладной большевики разгромлены, но в войну не втянуты многие станицы. Нужно что-то эффективное, чтобы воодушевить на дальнейшую борьбу казаков, нужно достать средства для этой борьбы. Во Владикавказе голова Красной Армии — Совдеп и Совнарком, также банк и монетный двор, там и армейская сила. Ясно, что удар по Владикавказу — удар по голове большевиков, удар в тыл им.

Выступление должно состояться в ночь на 5 августа. Будьте готовы к этому времени образовать во Владикавказе некое подобие правительства с участием представителей любой партии, хотя бы даже они были сторонниками алжирского бея. Важно только, чтобы большевистским духом не пахло. Это самое главное».

Очередное заседание, как всегда, затянулось. Несмотря на поздний час, большинство делегатов отправилось в Народный дом, где артисты любительского театра ставили пьесу Островского «Волки и овцы». Михаилу Карловичу тоже хотелось посмотреть спектакль, но он волновался за судьбу своего отряда и поэтому прямо с заседания поспешил в штаб Терской Красной Армии, занимавший массивный купеческий особняк на Александровском проспекте. Рассчитывал получить свежую сводку о положении на фронте, отдать распоряжение и возвратиться домой, где его поджидала Лидия Иеремиевна.

...Связи долго не было. Наконец аппарат ожил, на белой ленте появились черные точки и тире. По мере того как знаки складывались в слова, лицо Левандовского становилось все более озабоченным и хмурым. Положение на фронте ухудшалось. Разговор со штабом отряда затянулся до полуночи. Через два-три часа над вершинами гор, подступающих к городу, поднимется солнце.

— Не стоит в столь поздний час беспокоить Лиду, — подумал Михаил Карлович и начал готовить себе спальное место. Приставил к стене четыре стула, расстегнул ворот рубашки и лег на жесткие сиденья. Едва закрыл глаза, как за окнами раздалась беспорядочная стрельба.

Сон мигом пропал. Схватив со стола револьвер, Левандовский выскочил в коридор. Из дверей в испуге выбегали заспанные штабисты и красноармейцы из охраны.

— Быстрее заваливайте входные двери! — закричал Михаил