Книга Тайна старой монеты - Вильям Михайлович Вальдман

отношения были недостаточно близкими, тоже не беда: мама шла одна и никогда не забывала посылать что-нибудь со стола ожидавшему в карете голодному выводку. Эта кочевая жизнь доконала ее: она умерла за обедом у очередного благодетеля, и великой княгине доложили, что на мостовой в карете остались три хорошенькие девочки и три мальчика. Самую старшую она взяла к себе. Так я сделалась «фрейлиной».

Юлия помолчала, потом встала, подошла к окну, долго смотрела сквозь запотевшие стекла. Граф подошел к ней, взял за плечи, попытался обнять, но она мягко высвободилась.

— А теперь я расскажу вам, граф, как я перестала быть фрейлиной.

Он удивленно поднял брови.

— Что случилось, дорогая?

— Я сегодня упала в ноги великой княгине и просила у нее прощения и разрешения удалиться. Мы долго плакали вместе с ней... Она простила меня. Это так великодушно.

— Вы... ждете ребенка? — в его догадке мелькнул испуг. — И она это знает?..

— Да. Я назвала ей имя отца, потому что она требовала... Я не могла солгать.

Граф побледнел: его связь с великой княгиней была секретом лишь для немногих при дворе, и теперь он не мог понять, что поразило его больше — то, что у Юлии будет ребенок, или то, что великая княгиня знает имя отца этого ребенка. У него сейчас даже не хватило фантазии предсказать последствия. Но может, всё к лучшему? Ведь еще несколько минут назад он говорил себе, что не может жить без этой женщины. Да, говорил! Но одно дело говорить, и совсем другое... Завтра бал, и уж там великая княгиня даст ему бой. За что он боялся: за свое будущее, будущее блестящего кавалергардского ротмистра, фаворита, или за судьбу Юлии? Но так нельзя ставить вопрос — ведь крах его карьеры означает и прозябание для Юлии.

Заметив на себе взгляд ее полных слез глаз, он поцеловал ей руку.

— Все будет хорошо, Юлия. Вам нельзя волноваться...

В этот воскресный вечер в гостиной квартиры Зарецкого было оживленно. В последние два года такие собрания в доме старого профессора стали традицией. Раз в неделю, в субботу или воскресенье, радушный хозяин принимал коллег по увлечению — местных нумизматов. Сначала их было пятеро, но со временем осталось трое: Владимир Константинович Барабанов, Игорь Павлович Мезенцев и Виталий Николаевич Петрунин — страстные нумизматы, обладатели довольно приличных коллекций, в их коллекциях было немало редких монет. Всех их влекла сюда возможность полюбоваться ценнейшим собранием монет Зарецкого, получить высококвалифицированную консультацию, а иногда, воспользовавшись добротой хозяина, совершить выгодный обмен или, еще лучше, получить безвозмездно старинную монету.

— Итак, Александр Васильевич, вы утверждаете, что ценность коллекции определяется не ее стоимостью. Я правильно вас понял? — Барабанов улыбнулся. — Ну, разумеется, вы хотите сказать — исторической значимостью?

— Ошибаетесь, Владимир Константинович, — хитро прищурился Зарецкий. — Историческая значимость — понятие, производное от ценности. Может, Виталий Николаевич придет вам на помощь? — повернулся профессор к Петрунину.

— Системностью и полнотой собирания монет, — не задумываясь, ответил тот.

— Ну, а вы, Игорь Павлович, как полагаете? — обращение Зарецкого свидетельствовало о том, что и Петрунину не удалось правильно ответить на вопрос.

— Возрастом монет, — неуверенно предположил Мезенцев и с нескрываемым любопытством ждал реакции профессора.

— Должен всех вас огорчить: правильно ответить никто не смог. — Александр Васильевич сделал небольшую паузу. — Ценность любой коллекции в целом и каждой монеты в отдельности обусловлена их подлинностью.

— Ну, это само собой разумеется, — разочарованно протянул Барабанов.

— А известно ли вам, что фальшивомонетчики активно действовали еще в античном мире, и в последние годы с помощью нейтронно-активационного анализа удалось установить, что значительную, я подчеркиваю — значительную, долю музейных собраний составляют старинные подделки римских монет. И сегодня туристам, осматривающим исторические памятники Рима, подозрительные личности предлагают купить монеты, отчеканенные при Юлии Цезаре или Нероне. Подавляющее большинство такого рода «сувениров» — подделки, зачастую довольно искусные.

— Вы хотите сказать, что фальшивомонетчики появились сразу же, как только началась чеканка государственных монет? — спросил Петрунин.

— Я хочу сказать, что фальшивомонетчики появились одновременно с появлением денег, — уточнил профессор.

— Я где-то читал, что первые монеты стали чеканить в Древней Греции. Это правда? — поинтересовался Мезенцев.

— Последние исследования позволяют утверждать, что не верен вывод отца исторической науки — Геродота — о том, что первые золотые и серебряные монеты выбил и отчеканил легендарный цезарь Крез, богатство которого было фантастическим. Крез в VI веке до нашей эры правил Лидией — античное государство на берегу Эгейского моря. Я сейчас пойду приготовлю кофе.

Профессор встал, высокий, стройный, легкими шагами направился в кухню и через минуту-другую он вынес на подносе кофейник и крошечные чашечки из сандалового дерева. Разливая кофе, он продолжал:

— Первые монеты появились действительно в Лидии, но только гораздо раньше, где-то на рубеже восьмого и седьмого веков до нашей эры.

— Итак, мы можем считать Лидию родиной монет? — Петрунин допил кофе и осторожно поставил чашку на край журнального столика. — Ну, а где родина фальшивомонетчиков?

— Там же, Виталий Николаевич, ибо именно в этой стране был изобретен надежный способ проверки содержания золота или серебра в монетах, — ответил хозяин.

— Позвольте, Александр Васильевич, но каким образом в то время, на заре цивилизации, можно было отличить подделку от подлинного? — удивился Барабанов.

— Представьте себе. Как все гениальное, это оказалось делом простым. С этой целью стали использовать добываемый только в Лидии черный сланец — лидит. Проверка осуществлялась следующим образом: кусок лидита шлифовался, испытываемую монету тщательно протирали оливковым маслом и проводили ею черту на гладкой поверхности лидита. Рядом наносили черту «эталонной» монеты. Сравнивая цвета полос, определяли подлинность монеты.

...Позавчера на лекции он говорил студентам: «Я часто думаю о том, как было бы хорошо, если бы с помощью цветной шкалы лидита мы могли определять качества человека. Представляете, провел человек пальцем по сланцу, осталась красная полоса — мужество, голубая — благородство, белая — доброта, серая — жадность, коричневая — трусость. Возьмите каждый из вас в самостоятельную жизнь этот драгоценный сланец, чтобы в любой момент вы могли проверить себя. Старайтесь вести себя таким образом, чтобы ваши поступки оставляли на шкале только яркие и светлые полосы...»

— Простите, — прервал воспоминания профессора Мезенцев, — но вы только что говорили о массе подделок, которые выявляются лишь сейчас. Почему же лидит не