Книга Инфанта (Анна Ягеллонка) - Юзеф Игнаций Крашевский

усыпляла город и замок.

С каждой минутой молчание становилось более торжественным, долетающий издалека шум более редким и слабым.

Дося с глазами, обращёнными к небу, достала чётки и собиралась начать молиться, когда поблизости от неё из-за угла послышались шаги.

С неохотой и страхом она обратила взор в ту сторону, боялась, как бы какой-нибудь нахал не спугнул её из этого угла, в котором обещала себе отдохнуть.

Походка была медленной, по поступи можно было узнать мужчину.

Вскоре из-за угла вышел высокий, сильно и правильно сложенный, ловко двигающийся мужчина, укутанный наброшенной на плечи опончой, с головой, покрытой маленькой, с неохотой надетой магеркой. Неторопливым шагом он шёл вперёд, задумчивый.

Хотя распознать лица не было возможности, Дося, увидев его, сорвалась бежать, когда подходящий огляделся, узнал её и, снимая шапочку, тихо сказал:

– Не убегайте, барышня, я пойду прочь.

Голос был мягкий и симпатичный, Дося присела на лавку, бормоча:

– Всё-таки я должна идти, так как мне по ночам в разговоры вдаваться не пристало.

– Но я для порядка должен обойти вокруг, чтобы люди не распускались, – сказал, останавливаясь, мужчина.

Девушка не отвечала и были только слышны бисерки чёток, ударяющиеся друг о друга в её руках.

Мужчина стоял, уходить ему как-то не хотелось.

– Ни днём, ни вечером, никогда мне панна Дорота разговаривать с ней не позволяла! – вздохнул он. – А я так бы этого желал.

– По крайней мере ни сегодня и ни здесь время для разговора, – нетерпеливо и почти гневно ответила девушка. – Иди, пан, своей дорогой, а нет, тогда я буду вынуждена уйти.

– Иду уже, иду, – воскликнул мужчина, – но ради Христовых ран, когда я буду иметь счастье…

Девушка не дала ему докончить.

– А! Счастье! Что за счастье! Никогда! Никогда! – воскликнула она, надувшись, вскочила со скамейки, бросилась к двери и захлопнула её за собой.

Мужчина машинально поправил на голове шапочку, взял ус и покрутил его, пробормотал что-то и не спеша пошёл дальше осматривать двор и окружающие его конюшни и сараи.

Так неторопливо он шёл, внимательно прислушиваясь, между зданиями, попробовал кое-где двери и ворота, заглянул в наполовину открытые каморки, из которых доходил до него храп и, сделав круг вокруг зданий, другой стороной сзади вошёл в главный корпус через тёмные сени, направляясь к коморе, в которой был свет.

Хотя тепло уже было на дворе, тут в камине горел ещё догорающий огонь, не для обогрева комнаты, но для очищения влажного воздуха и для света зажжённый.

Комната была довольно просторная, сводчатая, чистая, свежевыбеленная, с полом, посыпанным аиром и еловыми ветками, аромат которых в ней чувствовался. Два тарчана стояли у двух её противоположных стен, а простой стол между ними посерёдке. По углам, словно в дорожной гостинице, видны были ящики и узелки, упряжи, сёдла и войлоки, набросанные в кучу.

На столе лежал потухший фонарь, а блеск догорающего огня временами освещал комору, похожую на какую-то монастырскую комнату.

На одном из тарчанов, покрытый опончой, лежал человек, свернувшись в клубок, который, услышав скрип двери, поднял наполовину лысую голову с огромными усами, с отвислыми щеками и уставшими впалыми глазами.

Увидев входящего, уже перевернувшись на другой бок, хотел он заснуть, когда услышал вырывающийся из его груди тяжкий вздох. Он зевнул, поднялся, потянулся, протёр глаза, сплюнул и сел на ложе.

– Мосци Талвощ, ты только вздыхаешь и вздыхаешь, грудь себе портишь, зачем тебе это сдалось?

– Ты думаешь, мой милый Бобола, что я это по доброй воли делаю? – ответил пришедший, который, сбросив опончу и шапочку на свой тарчан, подошёл к огню с тем чтобы его поправить, и показался молодым и пригожим, человеком храброго выражения лица.

– Где же ты снова, чёрт возьми, бродил ночью? – спросил Бобола, зевая. – Имеешь какую-нибудь информацию? Разузнал что-нибудь?

– Только то, что навестил Досю, которая, отругав меня, убежала, – сказал молодой Талвощ. – Я обошёл сараи и конюшни, потому что сейчас никому верить нельзя, всё распрягается.

Говоря это, когда ещё раз вздохнул, Бабола гневно сплюнул.

– Панна Дорота тебе в голову заехала! – сказал он. – Ты разума не имеешь! Время ли об аморах думать, когда такая беда вокруг и, скорее, к смерти готовиться нужно, потому что нас тут более, более всех чума удушит в этих стенах.

– Пускай бы уж, пускай! – отчаянно махая рукой, ответил Талвощ. – Мне, друг мой, опротивела жизнь.

– Из-за одной женщины! – воскликнул с возмущением старый Бобола. – Но, стыдился бы. Всё-таки пану Талвощу не порядок, шляхтичу хорошего рода, об ином будущем и карьере думать бы годилось, а не мир себе спутывать одной такой кобылицей, у которой только то что личико красное.

– Ей-богу, Бобола, – прервал юноша, – заклинаю тебя, ничего мне против неё не говори! Клянусь жизнью, другой такой, пожалуй, нет на свете!

Сидящий на ложе, сгорбленный, сонный Бобола, который обеими руками держался за край тарчана, медленно поднял глаза на товарища. Смотрел, смотрел и делал мину, выражающую сожаление, словно хотел сказать: «Жаль мне тебя, бедняга! Уже до этого дошло?»

– Слушай, Талвощ, – отозвался он громко, – до сих пор я считал, что ты так мимоходом увлёкся ею, как это ежедневно с молодыми случается, а на завтра, когда тебя принцесса в Литву отправит, выветрится у тебя из головы, но ты действительно с ума сходишь.

– А! Правда, правда! – подтвердил Талвощ, который сел у огня на низкой скамейке. – Говори что хочешь, мой конюший, ругай меня, когда воля, другой Доси, равной ей, не было и не будет.

– Красота, разум, остроумие, нечего говорить, – воскликнул Бобола, – приходит другое, что правда – правда. Но я в девушке той смелости, той самоуверенности, того рвения вперёд не люблю. На казака выглядит.

Талвощ покачал головой.

– Женщина рыцарского духа, – воскликнул он с восторгом.

– Молодой девушке этот дух не пристал, – сурово ответил Бобола.

– Теперешнее время и женщинам сердце растит, так нас беда унизила, а мы одряхлели, – начал Талвощ.

Но послушай, Бобола, хорошо, что мы об этом заговорили. Ты уже проспался, а мне вовсе спать не хочется. Ты столько раз обещал мне об этой Доси реляцию. Я, не так давно прибывший на двор, знаю только то, что её воспитала принцесса, что она её любит, а она за неё свою девичью жизнь отдать готова. Но откуда же она? Что она?

Бобола, не вставая с ложа, только привёл себя в порядок и сел поудобнее.

– Правдой и Богом, – начал он, – я против неё ничего не имею, но мне жаль тебя, потому что ты действительно думаешь о ней, а она, хотя бы красивой и добродушной была, жёнкой никому не