Книга Пиранья. Бродячее сокровище - Александр Бушков

Время все более близилось к полудню – а в том районе, гдеони шагали вереницей, незаметно было каких бы то ни было признаков облавы.Только однажды в воздухе объявился одинокий чоппер[1], но онлетел далеко, в другом направлении, свободно может оказаться, по другимделам...

– Стоп, – сказал Морской Змей.

Они остановились и собрались в кружок – уже не классическиеподводные диверсанты с иллюстраций к засекреченному учебнику, а самые что ни наесть мирные на вид обыватели, в поношенной слегка цивильной одежонке, за верстувыдающей здешнего таежника,вооруженные столь убого, что любой военный человеклопнет от хохота...

Не было ни прочувствованных прощаний, нинапутствий-инструктажей – здесь собрались мальчики хваткие, с немалым жизненными профессиональным опытом, и не было резона в сотый раз спрашивать их, неподзабыли ли, часом, ценные указания командования и консультантов. Морской Змейпопросту сказал, негромко и буднично:

– Ну что, орлы, разлетелись?

И через пару секунд шестеро исчезли в джунглях, словно каплячернил в ведре чистейшей воды, в шести разных направлениях. Вот только что были– и нету. Была группа– и не стало группы, распалась на шесть совершенносамостоятельных тактических единиц.

Правила игры, знаете ли. В местах вроде здешних шестерокрепких мужиков, путешествующих кучей, непременно вызовут определенныеподозрения – подобные компании, доказано многолетней практикой, если и непартизанят, то отправляются в джунгли с некими предосудительными целями:скажем, раскопать древнюю индейскую могилку ради драгоценных безделушек, намытьнелегально золотишка, а то и перетащить через границу нечто контрабандное.Скверно относится здешняя Фемида к организованным группам странников – неважно,из местных уроженцев они состоят, или из чужаков, разве что к чужакам отношениееще подозрительнее.

А вот одиночка – дело другое, будь он хоть триждыиностранец. Такова уж многолетняя национальная традиция. Поскольку здешниенеобжитые места крайне суровы к человеку, одинокий кладоискатель или «золотарь»предстает в глазах общественного мнения (да и Фемиды) чем-то вроде тронутого,таковым, строго говоря, и является. Группа – это предосудительно. Одинокийбродяга – субъект, достойный брезгливой, покровительственной жалости...

Именно поэтому им в свое время велели на определенном этапе рассыпаться.Возвращаться прежним путем, по воде, убив на это еще четыре дня, кому-топоказалось рискованным, и им были даны соответствующие указания: поодиночкепробираться в ближайший городок, вооруженными нехитрыми, но правдоподобнымилегендами, выйти в условленную точку, явиться к надлежащему человеку, а далее,ребята, уже не ваше дело...

В общем, по чащобе целеустремленно шагал вовсе не подводныйдиверсант, а одинокий странник в прочных джинсах, армейских ботинках изсписанного имущества, холщовой куртке и широкополой шляпе, в какой тут щеголяеткаждый второй, не считая каждого первого. О том, что в подкладке поношеннойкуртки как раз и была защита одна шестая доля добычи, никто здесь и неподозревал – а чтобы обнаружить спрятанное, пришлось бы не на шуткупотрудиться, Мазур убил два часа, дабы разместить сокровище должным образом...

За плечами у него болтался поношенный рюкзак, опять-такивыглядевший так, словно его приобрели у старьевщика, промышлявшего, помимопрочего, гешефтами со списанным армейским барахлом. Как ни приглядывайся,картина стандартная: очередной чужестранец, несолоно хлебавши возвращавшийся изджунглей – но, что отрадно, живым и здоровым...

Во внутреннем кармане куртки, заботливо зашпиленноманглийской булавкой, в целлофановом пакете покоился замызганный австралийскийпаспорт, трудами спецов с другого континента выглядевший так, словно Мазур ивпрямь таскал его с собой последние десять лет. В паспорте имелась здешняявиза, выполненная по всем правилам, с гербом государства и подписью неведомогочиновника, которую тот, доведись проверить, непременно признал бы за свою.

Еще в пакете лежала столь же замызганная мореходная книжка –на то же имя, что и паспорт. Если верить обоим документам – а изготовлены онистоль тщательно, что поверят многие – из джунглей объявился никакой не К. С.Мазур, а вовсе даже австралийский гражданин Джон Стьюгенботтхед.

Как и следовало ожидать, фамилия эта была выбрана не сбухты-барахты, а опять-таки тщательно продуманаспецами. Здешние жители, в языкекоторых слова произносятся так, как пишутся, не особенно и сильны в английскойграмматике. Даже более простые фамилии англосаксонского происхожденияаборигенам трудненько бывает произнести без запинки – а уж запомнить этакую,тем более воспроизвести на бумаге... Все продумано. Девяносто девять человек изста, которым странник будет представляться, уже через три секунды забудут стользаковыристую фамилию и повторить ее ни за что не смогут. Возможны, конечно,исключения в виде какого-нибудь местного интеллектуала, окончившего один изпрестижных штатовских университетов – но откуда ему взяться здесь, в глухойсеверо-западной провинции? В столице разве что...

Разумеется, оба документа были поддельными, но дляпровинциальных стражей порядка сойдут. Местная контрразведка, обученнаяамериканцами, конечно же, ущучитфальшак, но для этого нужно попасть к ней влапы, будучи отягощенным нешуточными подозрениями, а вот это как раз былоМазуру строго-настрого запрещено. Такая работа. Он просто обязанбыл не попастьв контрразведку, и все тут. В лепешку расшибись, но не попади...

В том же кармане покоился хозяйственно перехваченный синейрезинкой рулончик твердой валюты, сиречь долларов США – главным образом,пятерки, десятки и двадцатки, не бог весть какая сумма, а также гораздо болеевпечатляющая по объему охапка валюты местной. Увы, если учитывать, что курс еек доллару равнялся примерно ста двадцати к одному, выходило даже меньше, чем в«гринбеках»[2]. А также – затертая фотография темноволосойсимпатичной девушки – один бог ведает, кто такая, да парочка снимков,изображавших типично австралийские домики где-то в пригороде. Малыйджентельменский набор реликвий с далекой родины, учитывавший латиноамериканскуюсентиментальность, былая любовь, изволите знать, а также отчий дом и роднаяулица... При случае не грех и продемонстрировать с затуманенным взором.

В рюкзаке тоже не было ничего особенно интересного –запасные стираные джинсы, парочка чистых рубашек, зубная щетка с тюбиком пасты– бродяге это положено, коли он австралиец родом, пара банок консервов, початыйфлакон с обеззараживающими воду таблетками, старый компас, обшарпанный фонарики прочая дребедень, изобличавшая в Джоне Стью-как-его-там достаточно опытногопутешественника, матроса с немалым стажем, в один прекрасный день решившегопоискать счастья на берегу. Предельно скромные пожитки, не способные привлечьвнимание серьезных грабителей.