Книга Мужчина апреля - Юлия Яковлева

Мальчик… Ну да, мальчик… И у нас будет мальчик… Может быть, будет похож на этого, когда вырастет. Но мы этого не узнаем никогда. Апрель осыпался. Вспыхнуло: «Выборы в парламент». Сначала добродушное лицо премьер-министра Татьяны. Потом строгое лицо Греты, как всегда, без тени улыбки. «Она очень плохо выглядит», – подумала я. Дверь с шипением закрылась.

– Много? – посочувствовала женщина на соседнем сиденье.

Я удивленно повернулась, не сразу сообразив, о чем она.

– Штрафанули на сколько? – уточнила женщина.

– Шестьсот.

– Ну ничего. Пара хороших пробежек, и все.

– Дело не в этом!

– А в чем? – удивилась она.

– Я – не виновата.

Женщина ободряюще улыбнулась, вздохнула и уставилась в свой телефон.

Мимо летел бульвар.

Дело ведь не в штрафе! И попутчица права: шестьсот баллов – это немного. Просто несправедливо. Я стала смотреть в окно: мимо неслись женщины на велосипедах. То ли от солнца, то ли от того, что в воздухе пахло весной, все казались веселыми и нарядными. Многие без шапок, с развевающимися волосами. Блестели стекла их солнечных очков.

Задумчивое лицо Апреля покрывало весь торец старинного четырехэтажного дома. Том, учитель, 19 лет. Я опять на него засмотрелась, чуть шею не свернула.

Трамвай остановился. Женщины начали выходить. Я вскочила, бросилась следом.

– Вам же на Арбат! – спохватилась кондукторша.

Я пожала плечами. Поспешила к дверям.

– А вот это правильно! – весело крикнула мне в спину кондукторша: – Пешком!.. Я спишу за одну остановку!

Я помахала ей с тротуара. Трамвай с еле слышным шипением проехал мимо, от окон стреляли солнечные блики. Не видно, помахала ли кондуктор мне в ответ. Конечно же, помахала.

Отсюда уже была видна моя Сестра – одна из семи башен-близнецов. Издали она казалась зеленым холмом, над которым развевается круглый трехцветный государственный флаг – белый круг, синий круг, а на месте красного круга – красное сердце. После Большого Поворота все флаги стали круглыми, а не прямоугольными, как это было тысячелетиями в старом угловатом мире. Мире мужчин, прямых линий, вертикалей. Моя бабушка бесится, что флаги теперь похожи на мишени – стреляй прямо в сердце! Но бабушку бесит примерно все. А по-моему, это здорово, что в центре флага – алое сердце. Человечно. И немного смешно. Самоирония еще никому не вредила. Особенно государству.

Уже на подходе к нашей высотке на Арбате я почувствовала дыхание леса. В свое время каждую из семи высоток обнесли дополнительным ступенчатым фасадом, а на ступенях разбили хвойные и смешанные лесопарки. Это очень красиво. Семь курчавых зеленых башен придают московской панораме живописность. Каждая со временем превратилась в законченную экосистему: сперва появились птицы, потом мелкие животные. Это здорово. Я предложила Лене повесить у окон кормушки. Всем в их отделе это страшно понравилось. Зимой особенно хорошо видно, кто живет в ветвях нашего здания Биологической Безопасности. Я подключила Лену к определителю птиц, и скоро у них составилась полная статистика посещений. Три вида синиц. Сороки. Белки. И пять видов дятлов! Раз есть дятлы, то наш лесопарк уже можно назвать старым, рассказала я им. Они были очень рады. Даже горды.

Они – это отдел самоубийств.

9.30

Я вошла в просторный офис самоубийц (так их все называли для кратности и ясности) как раз в тот момент, когда Лена отправляла в утиль-пакет Март и вешала на его место Апрель. Она отошла на шаг. Смерила Мужчину Апреля взглядом – с ног до головы и с головы до ног. И объявила:

– Стручок.

– Лен, тебя только качки устраивают. – Я невольно улыбнулась, разматывая сразу ставший жарким шарф. – Привет.

– Привет, – удивилась она. – А… ты сегодня рано.

Что бы там ни думала Ника, с Леной мы подруги, несмотря на ее куда более завидную карьеру. Мы вместе учились в полицейской академии, вместе ее окончили. Лену определили в отдел самоубийств, а меня – в отдел преступлений против личностей, не являющихся людьми (бывший отдел защиты животных). Работаем мы с Леной недалеко друг от друга и почти каждый день встречаемся за ланчем в столовке. Но сегодня я не могла ждать ланча. Мне надо было выговориться.

– Наташа тоже сегодня рано, – на всякий случай предупредила Лена.

Ее босс Наташа тут же высунулась из-за экрана, посмотрела на календарь.

– Зачетный, – сообщила она про Апреля.

Лена воздела указательный палец перед моим носом и объявила:

– Один-один.

– Дружеская ничья. Вот что значит – сбалансированный коллектив, – подтвердила Наташа. – Ариадна, можем чем-то помочь?

Появление в чужом отделе явно не осталось незамеченным.

– Нет-нет, просто заглянула поздороваться.

Лена кивнула Наташе:

– Попрощаюсь в коридоре.

А в коридоре сразу спросила:

– Ты в порядке?

– В порядке. В трамвае на жировес налетела. Вышла пораньше, хотелось успокоиться.

Лена обрадовалась:

– Давно пора. Сколько веревочке ни виться…

Я показала ей средний палец.

– Не будем о грустном, – оживилась Лена.

Жировес ей неинтересен. Лена три дня в неделю играет в футбол. Сканер, всеми запанибрата называемый жировес, – ее лучший друг. Ее худший друг – эротикон, приложение для знакомств с мужчинами.

– И что? Большой штраф?

Мы обе оглянулись. Наташа стояла в дверях. Оказалось, жировес интересен ей. Почему – непонятно. От давнего кенийского прапрадеда, московского студента-медика, Наташе достались темная кожа, курчавые волосы и сухощавая фигура бегуньи на длинные дистанции. Бывают же люди, которые тренируются просто для удовольствия!

Я отмахнулась:

– Пустяки.

Мол, разберемся. Наташа кивнула. И исчезла за дверью.

– Бдит, – прокомментировала Лена.

– Ну и обстановочка у вас.

– Нормальная. Доверяй, но проверяй. А что грустного-то?

– Ничего. Просто заскочила привет сказать.

Но я не ушла. А Лена все смотрела, смотрела, смотрела. Взгляд следователя, хорошего следователя. Я сдалась:

– Нам с Никой выпал мальчик, – сказала я тихо.

Мне хотелось, чтобы она подмигнула и отпустила очередную шуточку про то, на что годятся мальчики. Но Лена не улыбнулась:

– Так. Пошли на кухню. Шеф твой там тебя не хватится? Ты бы сказала ей, что ты спустилась к нам.

Я отмахнулась:

– Оксана нормальная. Не свирепствует.

На кухне Лена молча сварила нам по большой чашке цикория, повернулась ко мне: