Книга И тьма взойдёт - К. С. Пакат

Уилл шагнул вперёд – его буквально тянуло к загадочному предмету.

Свёрток был маленьким, круглым, завёрнутым в отрез кожи, который Мэтью достал из кармана жилета. «Покажи это Хранителям», – велел Мэтью, но юноша не знал ни кто такие эти Хранители, ни где их искать.

Уилл протянул руку, опасаясь, что преследователи настигнут его в любой момент, и взял свёрток онемевшими от холода пальцами. Внутри оказался потёртый кусок металла. Юноша так озяб, что едва нащупал зубчатые края, и тут же почувствовал неожиданную тяжесть предмета, словно отлитого из золота или свинца. Уилл поднёс его к свету… и вздрогнул.

Это был старый сломанный медальон, округлый, изогнутый.

Уилл узнал его, так как уже видел раньше.

В зеркале.

Голова пошла кругом. Невозможно! Та женщина из отражения носила точно такой же медальон. Уилл вспомнил сияние, когда леди шла к нему, смотрела на него так, словно хорошо знала его. Её медальон был отлит в форме цветка боярышника с пятью лепестками и блестел, как золотой.

Но теперь его поверхность стала тусклой, потрескавшейся, неровной, будто прошло много лет. Будто его похоронили, а потом раскопали, уже потёртый, сломанный.

Но ведь женщина в зеркале была всего лишь миражом, игрой света…

Перевернув медальон, Уилл увидел выгравированные буквы. Язык был ему не знаком, но каким-то образом он понимал слова. Казалось, они были частью его самого, словно поднялись откуда-то из глубины, а наречие было выгравировано на его костях, на кончике языка.

Когда придёт время для новой битвы, я не смогу сражаться.

Потому у меня будет дитя.

Уилл сам не понимал почему, но его начало трясти. Слова на странном наречии горели в сознании. По уму он не должен был бы прочесть их, и всё же прочёл – почувствовал их смысл. Перед глазами вновь встал образ женщины в зеркале. Казалось, она смотрела прямо на Уилла. Мамиными глазами… Всё вокруг словно исчезло, и он видел только ту леди. Они не сводили взглядов друг с друга, и внутри нарастала боль узнавания. Незнакомка будто обращалась именно к нему, говоря: «Когда придёт время для новой битвы, я не смогу сражаться. Потому у меня будет дитя…»

Уилла затрясло ещё сильнее.

– Хватит, – выдохнул он и схватил медальон, изо всех сил стараясь прогнать видение. – Хватит!

И всё прекратилось.

Уилл судорожно вздохнул. Он был один. С волос стекала вода. Кепи и одежда промокли насквозь.

Как и зеркало тогда, медальон снова стал обычным. Просто старинная вещица, ни намёка на только что увиденное.

Уилл посмотрел туда, где скрылся Мэтью, и сжал подвеску так сильно, что края впивались в кожу.

Что же это такое? Что именно Мэтью передал ему?

Улицы были пусты. Никто не слышал неосторожный возглас, когда видение захватило Уилла. Те, кто разыскивал его, ушли. У него появился шанс сбежать!

Но ему нужны были ответы – о медальоне, о той женщине, о людях, которые преследовали его.

Он должен был узнать причины случившегося. Он должен был узнать, почему эти люди убили его мать.

Повесив шнурок с медальоном на шею, юноша побежал назад сквозь дождь. Ноги хлюпали по грязи. Он должен был найти Мэтью. Он должен был узнать, что Мэтью не успел рассказать.

Улицы проносились мимо. Глаза женщины из зеркала горели в памяти.

Когда Уилл наконец остановился, тяжело дыша, то увидел, что вернулся практически к самому складу.

Мэтью сидел на скамье на улице в паре кварталов от реки. Здесь освещение было лучше, и Уилл разглядел ботинки с пряжками и гофрированные штаны, белую рубаху и чёрный жилет бывшего слуги.

Накопилось столько вопросов, даже неясно, с чего начать.

Уилл закрыл глаза и выдохнул.

– Прошу. Ты принёс мне медальон. Я должен знать, что это за вещь. Хранители… кто они? Как мне найти их? И эти люди… Я не понимаю, почему эти люди преследуют меня и почему убили мою мать… Я не понимаю, что мне делать дальше.

Тишина. Уилл выпалил всё это на одном дыхании. И сейчас, когда молчание затягивалось, он почувствовал, что жажда получить ответы начала превращаться в тёмный страх.

– Мэтью? – тихо позвал юноша.

Но уже понял. Понял.

Казалось странным, что Мэтью сидел снаружи под усилившимся ливнем без куртки и даже не пытался найти укрытие. Руки мужчины висели плетьми. Мокрая одежда прилипла к телу. Вода стекала с неподвижных пальцев. Дождь хлестал по лицу, ручейками струился в открытый рот, по мёртвым открытым глазам.

Значит, они здесь…

Уилл бросился вперёд – не по дороге, а в сторону, к одной из дверей, в отчаянной надежде, что сможет предупредить хозяина или пробраться внутрь. Первый удар настиг беглеца у внешних ворот. Прежде, чем он сумел добраться до здания, чья-то ладонь опустилась Уиллу на плечо, а другая стиснула шею.

Он видел волоски на руке мужчины, чувствовал его горячее дыхание на коже. Впервые за эту ночь преследователи оказались так близко. Их лица выглядели незнакомыми, но на внутренней стороне запястья мужчины, который схватил Уилла, была выжжена буква «С».

Он ощутил нараставший ужас, потому что уже видел эту «С» раньше, в Боухилле. Точно такая же была выжжена на запястьях убийц, отнявших жизнь мамы. Когда юноша не мог уснуть, эта буква стояла перед глазами, а когда погружался в сон – преследовала и там. От неё исходило что-то древнее, тёмное, словно некое древнее зло. И сейчас казалось, что она извивалась под кожей захватчика, раздвигая кожу, выползая к Уиллу…

Всё, чему он научился за девять месяцев в бегах, исчезло. Он будто снова очутился в Боухилле, снова, спотыкаясь, мчался прочь от дома, прочь от преследователей. В ту ночь дождь заливал глаза, из-за дождя было не видно ни зги. Так легко было оступиться, упасть, карабкаясь по берегу, пробираясь через канавы. Уилл не знал, сколько времени бежал, пока не рухнул наземь, дрожащий, вымокший. Ему хотелось к маме, пусть это и казалось глупым. Но её убили. Он не мог вернуться к ней, потому что дал обещание.

«Беги».

На миг показалось, что буква «С» тянется к Уиллу откуда-то из глубокой пропасти.

«Беги».

Его с силой толкнули на мокрую булыжную мостовую, а когда он попытался подняться, опираясь на локоть, то задохнулся от боли в плече: рука подвела. Уилла быстро скрутили, хотя он сопротивлялся изо всех сил.

До той ночи в Боухилле юноше никогда не приходилось драться, да он особенно и не умел. Теперь один из захватчиков удерживал пленника и методично бил, пока тот не упал навзничь, судорожно хватая ртом воздух.