Книга (не) мама для наследника - Яся Белая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сейчас, когда остаюсь одна, вновь прокручиваю недавний разговор в больнице.
Ничего не меняется, Рита. Ты по-прежнему – суррогатная мать.
Почему эти слова так ранят? Так задевают струнки внутри, и те вибрируют жалобно и тревожно. Так похоже на отдалённый плач ребёнка.
Мой малыш, кладу руку на живот и глотаю слёзы. О чём я только думала, когда соглашалась на эту процедуру. Считала, что смогу просто отдать малыша. Легко расстаться с тем, кто рос и развивался внутри меня. Был единым целым.
Сейчас понимаю – не отдам! Просто не смогу. Скорее позволю вырвать себе сердце…
Меня отвлекают голоса, что раздаются внизу. Встаю и, держась за стену, буквально ползу к двери, чтобы высунуться на лестничную площадку и… увидеть её. Яркую, как всполох пламени. Беспощадную, как приговор.
Она смотрит на меня и довольно усмехается.
Я знаю её – она приходила в офис Демидова. Племянница его лучшего друга.
Анжелия Сахарова…
По агентству Ярослава ползали упорные слухи, что они вместе…
А я?..
Стою, вцепившись в перила, и так же цепляюсь за обрывки воспоминаний. В которых, мне казалось, я не была для Демидова просто суррогатной матерью его наследника, просто инкубатором… За мгновения, в которых, как мне казалось, сквозило что-то большее…
Так ведь?
…Ярослав заводит меня в дом. Здесь витает аппетитный запах, но неожиданно меня от него накрывает непроницаемой ватой, поднимается к горлу тошнота, и я мягко и неизбежно проваливаюсь в беспамятство. Но перед тем, как провалиться во тьму, ощущаю, как сильные руки подхватывают меня. Второй раз за день он носит меня на руках.
В себя прихожу в светлой просторной комнате, из окна льется давно уже не утренний свет. Оглядываюсь, но Демидова рядом нет.
Может, удрать, пока есть такая возможность?
Осторожно приподнимаюсь над подушками и понимаю, что такой возможности у меня нет – я отвратно себя чувствую. Слышу, что дверь в комнату тихо приоткрывается и раздается встревоженный женский голос:
– Лучше лежите, Маргарита! – говорящая заходит и предстает передо мной – приятная женщина ближе к пятидесяти, но сохранившая изящество форм и с добрым, по-матерински заботливым лицом. – Меня зовут Валентина Максимовна. Я здесь экономка, – представляется она. – Хотите чего-нибудь? Куриный бульон, оладушек с джемом, компот или сладкий чай с мятой? – быстро поправляется она, заметив, как от упоминания о еде бледнеет мое лицо.
Прошу прохладного чаю с мятой, по уверениям экономки он поможет мне преодолеть тошноту.
Валентина Максимовна уходит за чаем, а я слышу, как хлопает входная дверь.
Ярослав вернулся? Даже не знаю, рада я ему сейчас или нет.
Почему-то от одних мыслей накатывает такая тоска, хоть вой.
За звуком открывшейся двери следуют голоса, которые спорят на повышенных тонах.
Оба – явно женские.
Значит, точно не Ярослав. Любопытство придает сил, и я почти нормально добираюсь до двери, приоткрываю и прислушиваюсь, кто бы это мог быть. Бездумно выхожу из комнаты прямо так – в мятой после беспамятства одежде, немного пошатываясь от слабости. И иду по коридору к лестнице на первый этаж. Сверху видно весь роскошный холл и гостиную с диванами, стеллажами для книг, камином и огромной плазмой на стене.
И вот тут я и замечаю её.
Яркую, довольную, красивую – против бледной, помятой, страшной меня.
Девица нагло проходит в гостиную и располагается на диване.
Валентина Максимовна семенит за ней:
– Анжелия, что вы себе позволяете?! – возмущается она. – Это не ваш дом, а Ярослава Олеговича сейчас нет.
– Ничего, я подожду, – почти любезно огрызается та, откидываясь на диване. Идеальный макияж, идеально сидящий на точёной фигуре костюм. Огненно-рыжие волосы отливают золотом в свете падающего в окно солнца. Хоть сейчас на обложку глянцевого журнала.
– У меня чёткие указания, – не унимается Валентина Максимовна, – не пускать посторонних, когда хозяин отсутствует.
Анжелия ослепительно улыбается:
– Ну тогда вы можете быть спокойны – указаний вы не нарушили: я не посторонняя.
Экономка устало вздыхает, видимо, решив, что спорить бесполезно и уходит на кухню.
И вот тогда рыжая бестия переключается на меня. Полуоборачивается на диване, смотрит в упор.
Я продолжаю стоять у лестницы, сжимая перила, будто чувствуя в них силу и опору.
– А ты, бледная моль, что здесь делаешь? – ехидно интересуется она.
Вскидываю голову – как там учил Демидов: не пасовать, не раскисать! – и говорю гордо:
– А меня сам Ярослав Олегович пригласил. И на мой счёт другие распоряжения.
В голубых глазах – слишком ярких, наверняка, она носит линзы – вспыхивает понимание происходящего, но девушка не тушуется. Наоборот – ехидно усмехается и произносит тоненьким противным голоском:
– Ой, думаешь, он тебя в дом притащил и ты его заполучила? Даже не мечтай! Не ты первая, не ты последняя. На такой как ты он никогда не женится. Разве что, развлечётся, возьмёт своё – и выбросит. Так что, губёшки свои бледные не раскатывай, дурёха.
Я и не раскатываю. Мне просто дико больно. И я – до побелевших костяшек – цепляюсь за перила.
ЯРОСЛАВ
Я не тешу себя иллюзиями, эти ребята здесь не для того, чтобы пугать. Они явно приехали убивать. Меня. Ну, уж нет, моя жизнь стоит очень дорого.
Мозг автоматически фиксирует, что вокруг никого нет, и в результате моих маневров не пострадает ни один гражданский. Можно много лет жить обычной жизнью, но армейский спецназ в тебе укореняется навсегда.
Я резко падаю на асфальт, мгновенно группируясь, уходя с линии предполагаемого огня, и слышу тихий плевок выстрела. Ощущаю себя живым и то хорошо, но бок прокалывает огненная спица. Гады, зацепили все же.
Видимо, и у Тамира появились достойные бойцы. Лет десять назад, когда у нас с Димоном возникли терки с этим оружейным бароном нашего региона, у него еще не было нормальных людей, видимо, озаботился.
Все это мелькает в голове за доли мгновения, а глаза уже выцелили стрелявшего и опознали бойца.
Гадство!
Даже интересно, чем Тамир купил Серегу Дрозда? Хотя у всех есть своя цена. Однако в этом конкретном случае мои шансы со скоростью реактивного истребителя стремятся к нулю. Сережа – отличный стрелок, я бы сказал, лучший в регионе. В свое время, мы с Фомичевым так и не смогли сманить его к нам, к сожалению. И теперь, я у него на мушке, бежать бессмысленно.