Книга Затерянные миры - Кларк Эштон Смит
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Говорю тебе, я знаю, – объявил Морлей, пройдя вперед и присев возле алтаря. – Я видел, как… – тут он замолчал, хотя приглядевшись, Торвей увидел, что рассказ его продолжается, только теперь спутник беззвучно шепчет, словно у него приступ каталепсии. Его лицо стало смертельно бледным, глаза уставились в пустоту. А потом окаменевшими губами он произнес странные слова. – Рхали муваса, – протянул он монотонно, словно читал молитву, подобную некоему обращению.
Сам же Морлей не мог объяснить, что он чувствовал и видел в этот момент. Он был сам не свой, и коллега, который путешествовал вместе с ним, казался ему странным незнакомцем. Впоследствии он не смог ничего вспомнить, ни то, что произносил странные речи, не то, что говорил на языке, которого не знал. Для него происшедшее напоминало сон – на мгновение ярко вспыхнувший, но потом угасший. Но наваждение прошло, он расслабился и вновь смог нормально ходить.
Коллега с удивлением и беспокойством уставился на него.
– Ты что, заболел? Сегодня солнце жарит вовсю. Нужно быть поосторожнее. Может нам лучше вернуться на шхуну?
Морлей механически согласился и последовал за Торвеем от руин к побережью, где в небольшой гавани в миле от берега стояла на якоре шхуна, на которой они путешествовали. Он находился в полном замешательстве. Странные эмоции, которые охватили его возле алтаря, исчезли, и теперь он мог лишь очень смутно привспомнить, что чувствовал в те моменты. Все время он пытался припомнить нечто ускользнувшее из его памяти, что-то очень важное, но забытое давным-давно.
Опустившись на ложе из тростника под тентом на палубе шхуны, Морлей попытался в деталях припомнить все, что с ним произошло. Объяснение Торвея о том, что он всего лишь перегрелся на солнце, он никак не мог принять. Те призрачные ощущения скорее напоминали бред и не имели никакого отношения к обычной жизни. Чем больше думал о них Морлей, тем призрачней они ему казались. Чтобы полностью изгнать их из своего разума он мысленно окинул взглядом всю свою предшествующую жизнь, останавливаясь на самых значимых событиях.
Он вспомнил, как в детстве страдал из-за того, что его семья так бедна. Желая разбогатеть, он хотел вести образ жизни, который позволил бы ему заниматься, чем хочется. Он вспомнил свои первые успехи, то, как он заработал первоначальный капитал, занявшись поставкой восточных ковров. Тогда же совершенно случайно зародилась его любовь к археологии – он прочитал статью о древних истуканах острова Пасхи, обильно сдобренную иллюстрациями. Нераскрытая тайна этих малоизвестных скульптур сильно взволновала его, хотя он и не понимал, почему так происходит. Тогда он решил обязательно побывать на острове Пасхи. Теории о потерянном континенте, который некогда находился посреди Тихого океана, заворожили его. Они превратились в его личную химеру, хотя он так и не смог проследить, откуда появилось у него это чувство. Он прочитал всю доступную литературу об этом. Как только позволили дела, он сразу же отправился на остров Пасхи. Через год он смог оставить свой бизнес, передав его в руки эффективного менеджера. Он нанял Торвея – профессионального археолога с большим опытом работы в Италии и Малой Азии, чтобы тот сопровождал его. Потом он купил старую шхуну, укомплектованную шведской командой и капитаном, ну а потом отправился в путешествие по малоазиатским островам.
Мысленно перебрав все эти факты, Морлей решил, что теперь самое время возвратиться домой. Он узнал все, что смог относительно таинственных руин. И то, что он узнал, очаровало его, как не могло очаровать ничто другое. Однако он чувствовал себя слишком больным, чтобы продолжать исследования. Возможно, он слишком усердно искал ответы на многое вопросы, возможно, размышления о руинах слишком сильно воздействовали на него. Он должен был заняться чем-то другим, переключиться, а не рисковать повторением того, что испытал. Потом он вспомнил о суевериях аборигенов, и задался вопросом: были ли в них зерно правды? Может и в самом деле всему виной вредоносное воздействие камней? Может призраки мира, много эпох назад похороненные под толщами воды, вернулись, а может просто задержались в нашем мире? Черт возьми, порой он начинал себя чувствовать, как настоящая жертва реинкарнации.
Наконец он позвал Торвея, который стоял у перил, беседуя с одним из шведских моряков.
– Думаю, для одного рейса вполне достаточно, а Торвей? – спросил он. – Утром поднимем якорь и вернемся в Сан-Франциско.
Торвей с трудом скрыл вздох облегчения. Он не считал острова Полинезии плодотворной областью для исследований: руины были слишком древними и разрушенными, время, когда возвели эти здания можно было определить очень предположительно. К тому же лично ему это было неинтересно.
– Согласен, – кивнул он. – Кроме того – надеясь ты простишь мне мое высказывание – я считаю, что климат Южных морей не так уж и полезен. К тому же, как я вижу, ты приболел.
Морлей устало кивнул, уступая. Не мог же он рассказать Торвею о своих истинных мыслях и чувствах. Этот человек был начисто лишен воображения.
Он лишь надеялся, что Торвей не сочтет его безумцем, хотя, в конце концов, это не имело никакого значения.
День быстро сменил пурпурный закат, а вечер укоротила луна – поднявшись над горизонтом, она словно обрызгала море и землю капельками ртути.
На обеде Морлей по большей части молчал. Торвей говорил осторожно, стараясь не поминать последнюю историческую находку. Свенсон – капитан, обедавший вместе с ними, тоже помалкивал, даже после того, как ему сообщили о возвращении в Сан-Франциско.
После обеда Морелей пробормотав невнятные объяснения, возвратился на свое тростниковое ложе. С облегчением он отметил, что Торвей не пошел за ним.
Лунный свет всегда пробуждал в Морлее сильные, но неопределенные чувства. Точно так же, как руины, свет луны создавал тени, которые фантазия превращала в миллион различных призрачных вещей. Те острые ощущения, которые он при этом испытывал, порой перемешивались с загадочным страхом и трепетом, родственным, возможно, тому страху, что испытывают дети перед темнотой.
Теперь же, разглядывая полную луну, Морлей неожиданно подумал, что как бы то ни было, а луна размером больше, чем обычно, и сверкает ярче, чем могла бы сверкать много лет назад, когда и Земля и сама Луна были моложе. А потом его охватило странное чувство, он словно в один миг перенесся в сказочный мир. Волна ужаса захлестнула его, и он почувствовал, что некая сила уносит его прочь от знакомых вещей. Когда же волна ужаса схлынула, ему показалось, что он потерялся, перенесенный в неведомые дали, а давным-давно исчезнувший мир стал ему до боли родным.
В первую очередь он задался вопросом: что он делает на этом странном судне? Сейчас была ночь, когда следовало принести жертву Рхали – богине Луны, а он – Малта, должен играть важную часть в церемонии. Он должен добраться до храма, прежде чем луна при движении к зениту поднимется выше звездного камня. И теперь до этой минуты оставался только час.
Он поднялся, внимательно огляделся. На палубе никого не было, поскольку не имело смысла выставлять вахту в такой спокойной и пустынной гавани. Свенсен с помощником, без сомнения, пили как обычно, чтобы потом крепко уснуть. Моряки играли в вист и педро[2], а Торвей, скорее всего, был в своей каюте, писал монографию о могилах этрусков. Морлей едва ли что-то помнил о них.