Книга Убийство с гарантией - Анна Зимова

— Извините, — она стала обмахиваться ладонью. В горле набух горький комок.

А они все пилят и пилят! Картина была такая яркая. Рука, как и в тот страшный день, наносит Кириллу удары один за другим. На Кирилле сегодня, как назло, даже рубашка такая же, как тогда. Сейчас он упадет на пол, и рубашка из белой станет полностью алой. В тот день, когда рухнул мир, когда она чуть не потеряла брата, у нее была температура, она не вполне понимала, где явь, а где ее фантазии. Она думала, что кричит кто-то другой, а потом оказалось — это она. Сейчас ножовка визжала, как она тогда. Она отвернулась и, посмотрев вверх, стала часто-часто моргать. Не плачь, сказала она себе, ведь он жив и здоров.

* * *

Когда ей было девять, в школе им задали написать сочинение на тему «Папина работа». Она написала: «Папа говорит, что мужчина не должен обсуждать с женщиной свою работу. Чем меньше женщина знает о том, откуда у нее берутся деньги, тем счастливее семья. Женщина — хранительница домашнего очага, а мужчина — добытчик. Так должно быть в каждой семье. Женщину не должно интересовать, что мужчина делает на работе. Если он приносит ей деньги, значит, он ее любит. Еще папа говорит, что спрашивать посторонних об их заработках — неприлично. Все, что я могу сообщить про папину работу, — это то, что она очень сложная и ответственная. Но папа хорошо с ней справляется, раз деньги есть, а больше меня ничего волновать не должно. Так он сказал».

Ей поставили двойку. Но папа вовсе не рассердился. Он взял тетрадь и под оценкой написал: «Да, я так все и сказал! Перечитайте, если не поняли».

Папу убили через шесть лет — расстреляли в его «ауди» в узком переулке возле дома. Мама к тому моменту уже год как умерла.

Вика очень рано узнала, что папа «бандит», — настолько рано, что эта новость не произвела на нее никакого впечатления. Так другие дети узнают, что их папа «алкоголик» или «гуляка» еще до того, как понимают, что это такое. Раз папа — бандит, значит, все бандиты такие, как папа, решила она — красивые мужчины, и очень умные, которые больше всего на свете любят своих дочерей.

Кирилл не открыл ей главного, когда папы не стало, с порога просто сказал: «Папа умер в таком-то переулке», но она, конечно, и так поняла, что случился не инфаркт. Надо было срочно бежать туда. Папу нужно просто хорошо потрясти, крикнуть: «Папа, я здесь!» — и он очнется. Она вдруг поняла, что не может сделать вздох. Но ноги еще двигались, и надо было бежать к папе. Кирилл схватил ее за пижаму, она пыталась вырваться. Папа лежит рядом в переулке, а ее туда не пускают! Потом была острая боль в груди, такая, что не шевельнуться. Она описалась и стала мычать, позабыв внезапно все слова. Час жизни полностью стерся из памяти. Потом в больнице ей рассказали, что из-за острого стресса она пыталась убить себя, наглотавшись сонных таблеток. В ночь папиной смерти ее забрали в частную психиатрическую клинику в состоянии острого психоза. Много времени потребовалось ей, чтобы сообразить: никакого психоза у нее не было и таблетки она не ела. Кирилл просто сбагрил ее на неделю в частную дурку, чтобы оградить от похорон и допросов. Кирилл всегда старался первым делом защитить ее, рассмотреть любую ситуацию с точки зрения — безопасна ли она для сестры, а потом уже приступать к делу.

Никаких решеток на окнах и высоких заборов в клинике не было, сюда люди приходили в основном по собственной инициативе, так что в день похорон она спокойно ушла отсюда и явилась на них как была, прямо в пижаме. Кирилл только поворчал, скандала не случилось. Потом он привез ее в пустую квартиру, где не было папы. И тогда в ванной, в которой, если принюхаться, чуть-чуть еще пахло папиным одеколоном, она заплакала в первый раз.

Он просидел с ней весь вечер и всю ночь, так и не лег спать. А утром уехал по делам. Оставил на столе денег. Что ей делать одной в такой большой квартире? Она оделась и села на кухне к столу, стала смотреть на банкноты.

За этим занятием и застал ее Кирилл, когда пришел вечером. Он не спросил, как у нее дела и хорошо ли она себя чувствует. Ходила ли она на занятия. Сев к столу, он бодро поинтересовался: «Что у тебя на ужин?» — «Я не хочу есть», — ответила она. «Но я хочу», — удивился он. Именно эти слова вывели ее из транса, а не все длинные нотации, которые ей читали в клинике. Простые слова мужчины — «я голоден» — подействовали, как спусковой механизм. Она открыла холодильник и стала трясущимися руками шарить в морозилке. Нашла два намертво сросшихся куриных крыла и засунула их в кастрюлю.

Кириллу было двенадцать, а ей пять, когда она попросила его никогда не жениться. Она боялась, что жена запретит Кириллу видеться с ней, и он не сможет навещать ее. Если папино внимание было чем-то неизменным, она и в пять лет понимала это, то за внимание брата приходилось бороться. Брат не папа, который никуда не денется. Он был братом только наполовину, и навещал их лишь время от времени. Но уж к этим встречам Вика готовилась со всей тщательностью. Подолгу думала, чем произвести впечатление, и надеялась все-таки однажды сманить брата к ним. Выведывала у мамы и папы, почему Кирилл не может переехать насовсем, ведь он тоже папин сын. Просто — нельзя, говорили ей, потому что у Кирилла есть своя мать, и она тоже хочет жить с ним. Наконец Вика смирилась и сказала родителям, ладно, раз нельзя забирать Кирилла у матери, пусть переезжают к нам оба. И опять ответ был отрицательным. Это было уже за гранью разумения, ведь квартира-то большая. Вике хотелось брата — своего, законного, который будет с ней постоянно.

В пятнадцать она стала сиротой. Кирилл не пытался подменить ей отца, но был очень на него похож и внешне, и повадками.

Повзрослев, Кирилл стал бывать у них реже, и в последние годы их общение почти сошло на нет. После папиной смерти она стала узнавать его заново. Первое время она чувствовала себя кошкой, за которой человек присматривает, потому что его об этом попросили. Кошка скучает дома целый день, единственное ее развлечение — человек, который откроет дверь и насыплет корма. Может быть, погладит за ухом. Иногда в ночных кошмарах ей виделось, что Кирилл перестал к ней приходить — забыл дорогу, заболел или потерял к ней интерес. Но наяву Кирилл всегда возвращался. Вместо корма оставлял денег и так же, как и папа, говорил, что не ее дело, откуда они взялись. Заставил ее выбрать институт, нанять репетитора и готовиться к поступлению. Кошка, которую приходят покормить, настороженно смотрит на человека, дающего корм, человек с любопытством и опаской глядит на малознакомую кошку. Наконец, они друг к другу привыкают, и скучающая кошка радостно реагирует на появление человека на пороге.

Брат никогда не спрашивал, бывают ли у нее дома мальчики, но она все равно скрывала их присутствие. После ухода одноклассников тщательно прибирала и следила за тем, чтобы они не пересекались с Кириллом. С мальчиками ей было просто — бей по рукам, если распускают, зато можно говорить обо всем открыто и называть вещи своими именами. Девочки были посложней. Требовали постоянного соблюдения каких-то ими придуманных правил, имели кодовые словечки для всего на свете, жеманничали и говорили гадости о той, которая ушла раньше. С ними было неуютно, все время приходилось соответствовать. Девочки не терпели импровизаций, отклонений от нормы. Нельзя быть странной. Расстроенной быть можно, но для расстройства у тебя должна быть причина, которая удовлетворяет окружающих. Если девочки тебя о чем-то спрашивают, вовсе не обязательно их интересует твое мнение. Скорее всего, им просто нужны одобрение и поддержка. Вика откровенно побаивалась сверстниц. Казалось, она постоянно находится под приглядом, все время ее оценивают. Грубо говоря, чтобы понравиться девочкам, требовалось гораздо больше усилий, и, выбирая общество мальчиков, она просто выбирала простоту и удобство.