Книга Парадокс страха. Как одержимость безопасностью мешает нам жить - Фрэнк Фаранда

В недавнем исследовании Скотта Кука из Миссурийского университета предпринята попытка проанализировать не только то, что делают дети во время рискованной игры, но и то, что они чувствуют[19]. В этой работе рискованная игра рассматривается, с одной стороны, как результат неадекватной оценки риска, попытка привлечь внимание или импульс самоповреждения. С другой стороны, показано, что она несет развивающий опыт возбуждения, имеющий эмоциональную и биологическую ценность для растущего ребенка. Этот подход подкрепляется исследованием развития нервной системы у детей: обнаружены совершенно определенные области головного мозга, развитие которых стимулируется рискованным поведением[20].

В рискованной игре выделяют важный момент: между безопасностью и опасностью есть грань, вызывающая наивысшее возбуждение. Вспомним случай с моим сыном: когда он оглянулся и увидел, что образующаяся волна намного больше шести предыдущих, на которых мы прокатились, он замер. Баланс безопасности и угрозы был нарушен. Им овладел страх, но он его преодолел. К сожалению, волна оказалась слишком большой для него. Единственным способом пережить эту волну было играючи покориться ей.

Страх влияет на игру как ограничитель, и тем не менее опасная игра, игра на грани страха, приносит свою эволюционную производную – радость[21]. Зачем эволюция смешала этот странный коктейль? Для того чтобы помочь нам, научить нас легче справляться со страхом? Это попытка уменьшить наш врожденный ужас, дав нам чувство власти над страхом? Или это ее подарок нам – радость, приходящая, когда удается освободиться от страха?

Подсказку дают наши родичи-животные, точнее то, как они используют жесткие игры-потасовки. Потасовка состоит из валяния, борьбы, укусов и щипков, которые мы наблюдаем у животных, от мышей и щенков до людей. Первые трактовки подобной игры подчеркивали ее ценность как обучающего инструмента. Это модель игрового сражения, своего рода подготовка к реальным битвам. Сегодняшние интерпретации игровых поединков ставят во главу угла концепцию обучения отношениям[22]. В этих теориях выделяется идея о том, что посредством игры-потасовки животные учатся гибко адаптироваться к непредсказуемым социальным условиям, принимать смену социальных ролей. В смене ролей стресс и страх берутся под контроль в безопасных ситуациях. Кроме того, социальные роли нанизаны на ось социального доминирования. В игре-потасовке детеныши учатся принимать как подчиненное, так и доминирующее положение[23].

Именно этот последний элемент я считаю самым существенным для понимания связи между рискованной игрой и страхом. Представляется, что в нашем отношении к подчинению есть что-то очень важное – возможно, настолько важное, что это поведение (игра в сфере доминирования и подчинения) встроилось в ДНК млекопитающих, включая нас. Как мы увидим, страх чужого доминирования для особи нашего вида настолько ужасен, что мы готовы на все, чтобы его избежать.

* * *

Как, вероятно, знают многие из вас, животные в неволе склонны вырабатывать особые формы поведения – стереотипные движения. Это повторяющиеся движения, не имеющие очевидной функции или цели. Вариантов множество, от расхаживания крупной кошки в относительно тесном помещении до привычки лошади грызть деревянные элементы своего стойла. Сотрудники зоопарков научились использовать эти проявления как маркеры того или иного «неблагополучия» животных. Это в том числе ситуации невнимания и плохого ухода за животным, насилие или антисанитарные условия содержания. Двигательная стереотипия довольно серьезная проблема, по некоторым оценкам, ею страдает 85 млн животных во всем мире.

Из исследования, однако, вытекает[24], что стереотипные движения формируются не только в токсичном окружении, но и в более нейтральной среде[25]. Это не значит, что животные из второй группы в этом исследовании не испытывали дистресса, просто стрессогенный фактор не всегда очевиден. Существует мнение, что стереотипные движения – результат блокирования природных инстинктов животного. А это, безусловно, относится ко всем животным, содержащимся в неволе. Какой инстинкт может быть более естественным, чем стремление к свободе? Его действие сказывается на благополучии не только животных, но и заключенных. Борцы с бесчеловечным обращением с заключенными в тюрьмах выступают против чрезмерной изоляции[26]. Общим для разных условий такой изоляции являются отсутствие свободы, социальная угнетенность и сенсорная депривация.

Страх не только отнимает у нас способность играть, но и помещает нас в своего рода заключение, ограничивающее свободу нашего ума. Продолжая эту метафору: страх – грозный тюремщик, и – как и в ситуации буквального порабощения – его власть разрушает нашу витальность и благополучие.

Подчинение и свобода

«Никогда не хлопай по ковру». Это слова моей пациентки Дженни, занимавшейся спортивной борьбой со старших классов. Она обратилась ко мне в тридцатилетнем возрасте, и ее борцовский опыт оказался значимым для нашей работы.

Как я узнал, никогда не сдаваться требовал от Дженни школьный тренер. Хлопнуть ладонью по борцовскому ковру – все равно что сказать «сдаюсь». Это мысленное принятие поражения, признание того, что страх способен обратить тебя в бегство. Тренер требовал от своих борцов никогда не сдаваться. Он говорил: «Деритесь до последнего. Не позволяйте, чтобы вас загнали в угол».

Для Дженни требование никогда не хлопать по ковру означало подсознательный отказ признавать, что кто-то в силах заставить ее подчиниться. Я выяснил, что эта битва против подчинения началась еще в детстве, в ее отношениях с матерью. Любая разлука с матерью была невыносима для Дженни вплоть до подросткового возраста. На начальном этапе нашей работы Дженни без конца говорила о том, какой чудесной была ее мать, какой заботливой, чуткой и отзывчивой. Любовь ее матери, однако, была удушающе нарциссической и провоцировала беспомощность, зависимость и в конечном счете – подчинение. Хотя я быстро понял, что в их отношениях было что-то нездоровое, Дженни понадобилось много времени, чтобы это осознать.