Книга Болдинская осень - Елена Кралькина

– Что же получается, Георгий Викторович, помещение пустует, а Вы от государства деньги тянете, и еще какие. Форменная бесхозяйственность! Почему государство должно Вас кормить? Сдали бы помещения какой-нибудь богатой конторе, институт расположен в хорошем месте, почти в самом центре, перешли бы на самоокупаемость. Сейчас, когда институт начнет работать в составе объединения, такому безобразию надо положить конец.

Откуда только такой дурак взялся? У Егора язык к небу прилип, а вот у Быстрицкого – нет. Он как гаркнет, да все отборным матом. Удивительно, но выражение лица у Ветрова не изменилось:

– Генерал, Вы не на плацу, между прочим, здесь дамы.

Быстрицкий жутко покраснел, повернулся к Лизе и буркнул: «Извините».

Лизка – чертовка – сначала потупила глазки, а потом… потом показала генералу большой палец. Быстрицкий аж плечи расправил:

– Мне б годков двадцать-тридцать скинуть, в лепешку бы расшибся, но тебя у всех кавалеров бы отбил. Сначала на тебя посмотрел: пигалица пигалицей. Думаю: «Что она может?» А сейчас вижу: не зря тебя Романшин начальницей поставил. Все правильно в жизни понимаешь, женский пол и доктор физико-математических наук, в голове не укладывается. Менагеров мы с тобой победим, не боись, не с такими справлялись.

Уже сидя за столом, каждый генерал посчитал своим долгом поднять тост за Лизаветино здоровье. Она тоже не осталась в долгу и подняла тост за настоящих Защитников. Ветров с некоторым интересом наблюдал за происходящим, все внимательно слушал и задал Егору вопрос на засыпку:

– Георгий Викторович, не сочтите за труд, объясните дураку, зачем тратить деньги на разработку второго и третьего поколений прибора. Насколько я понял, тот прибор, который Вы сегодня сдали, на двадцать-тридцать процентов лучше мировых аналогов. Зачем тратить силы на изобретение еще чего-то? Мы и так впереди планеты всей. Разумно, наоборот, сделать версию прибора с более низкой чувствительностью, скажем, только процентов на пять лучше, чем у буржуев, и начать продавать его втридорога.

Егор почесал затылок: как найти интеллигентные выражения, когда на языке вертится только то, что уже озвучил Быстрицкий? Помог Нилов. Он просто попросил Ветрова заткнуться. Ветров послушно заткнулся. Однако остальной народ сильно возбудился. Камень, брошенный Ветровым в тихую заводь, породил если не цунами, то достаточно сильный шторм. Каждый посчитал своим долгом внести свои пять копеек в обсуждение. До безобразий, происходящих на телевизионных ток-шоу, дело не дошло, но шум поднялся довольно сильный. Ветров с удовольствием следил за дискуссией, а Егор заскучал: ему бы в лабораторию, установку включить… Коммерция явно не его стезя. Он даже обрадовался, когда председатель комиссии по приемке прибора и Быстрицкий решили переговорить с ним тет-а-тет. Егор пригласил их в свой кабинет. Как Егор и предполагал, речь пошла о Ветрове. Завод, конечно, частный, но как-то повлиять на собственника можно, нельзя же такого дурака на важное дело ставить. Все завалит. Романшин по жизни не любил рубить сплеча. Что-то в ситуации с Ветровым было не так. Говорил и действовал он, как самый отъявленный дебил, но глаза, Егор заметил, у него умные и внимательные. Во время банкета Егору даже показалось, что Ветров устроил всем присутствующим просто тест на вшивость. Егор подумал, подумал и взял тайм-аут на обдумывание, решил сначала поближе с Ветровым познакомиться, отказаться от него можно и попозже. Разговор вроде бы исчерпал себя, генералы встали, но Егор не спешил с ними расставаться. Он достал из стола книгу о судьбе трех солдат Великой Отечественной, которую написал его родной брат. Там в конце была размещена фотография дедов Егора, Полянского и Зимина вместе с генералом, у которого тоже была фамилия Быстрицкий.

– Владимир Иванович, посмотрите, пожалуйста, это случайно не Ваш дед?

У Быстрицкого аж руки затряслись:

– Откуда у тебя… То-то я все думаю: отчего мне фамилия Романшин такая знакомая? Постой, а Зимина? Это что же получается: пигалица – внучка или, наверное, уже правнучка кого-то из фронтовых товарищей?

– Так случайно получилось, что мы все в одном институте оказались. Сергей Александрович Зимин и Яков Михайлович Полянский, ну и я – внуки. Лиза и моя жена Лена (она биолог) – правнучки.

– Дай, Егор, я тебя обниму, не обижайся, что на «ты»… Нас с тобой наши деды породнили. Вы такое дело сделали. Был я в Германии и пистолет, из которого эта сука деда ранила, видел. Он ведь после ранения так до конца и не выздоровел. Немецкая пуля не достала, а эта сука…

Быстрицкий взял книгу и пошел показывать ее остальным. Надо сказать, книга произвела фурор. Егор заметил, что Ветров с Ниловым сфотографировали обложку, видимо, тоже заинтересовались.

Наконец, генералы отбыли. На прощание Быстрицкий расцеловался со всеми и, конечно, с Елизаветой. Он взял честное слово, что теперь отдыхать в отпуск – только к нему: у него и охота, и рыбалка, и природа нетронутая…

7

Егор надеялся, что Нилов с Ветровым тоже отбудут, но они направились к нему в кабинет. Егору бы Ленке позвонить, хоть только голос ее услышать, ан нет, надо еще политесы разводить. Митьку он отпустил праздновать, сейчас во всем институте дым коромыслом. Шуточное ли дело – такой заказ скинули. По дороге в кабинет Егора на минутку отозвала Ирина Константиновна. По ее мнению, Ветров своими глупостями специально провоцировал народ. Она шепотом посоветовала Егору сохранять спокойствие.

В кабинете, как только закрылась дверь, Нилов напустился на Ветрова. Особенно он негодовал, что Ветров забыл документы, позволяющие ему присутствовать на испытаниях. Егора трудно было удивить, но Ветрову это удалось. Он полез в карман, достал документы и предъявил их Нилову.

– Мать твою, Андрей, что за цирк?! Ты, что, шут гороховый? Что за представление ты устроил? Что за чушь ты нес?

– Матвей, а зачем ты ходил на испытания? Что ты там увидел и понял? Ты хоть закон Ома помнишь? Только честно.

– Если честно, то в общих чертах.

– Ну и я – в сильно общих. Что бы я там увидел? Только то, что хотел показать Георгий Викторович. Там же все сто раз отрепетировано, а я на живую институтскую жизнь решил посмотреть, пошел в курилку, на людей посмотрел, послушал, что они говорят.

– Ну и что же Вы узнали про нашу институтскую жизнь? – Егору стало очень любопытно.

– Что узнал? Ну, например, что Вас за глаза Егоршей зовут. А кстати, что Вам сказала женщина, которая Вас в коридоре остановила и на меня все время смотрела?

– Ирина Константиновна? Она посоветовала мне причесаться, – Егор попробовал взъерошить волосы, но это у него плохо получилось: слишком коротко постригся.

– Один – один, – Ветров первый раз улыбнулся. – Георгий Викторович, теперь я хочу задать Вам серьезный вопрос. Насколько я понял, Ваша новация – это не весь прибор, а, скажем так, его сердце. Не целесообразно ли было бы изготавливать это сердце у Вас и продавать нам на завод? Все какая-то для Вас копеечка. А мы на заводе уже вставляли бы Ваши сердца в приборы и получали бы, так сказать, живой организм, который и продавали бы заказчикам для укрепления обороны нашей Родины. Мне такая схема кажется очень разумной.