Книга Черное облако души - Татьяна Бочарова

– Имя придумали? – спросил у стариков Сашка.

Никита Кузьмич скептически взглянул на щенка. Ни Лорд, ни Байрон ему совершенно не подходили – вид у малыша был далек от аристократического.

– Мамашка у него из настоящих, породистая, – сказал Сашка и потрепал щенка по загривку, – а вот отец подкачал, так что паспорта у него нет. Мать звали Шейлой.

– А он пусть будет… пусть будет Шоколад! – вдруг выпалила Надежда Сергеевна.

– Шоколад? – Куролесов с удивлением поглядел на неё, затем на щенка. Тот доверчиво взвизгнул. – А что? Идея. Ему идёт.

– Верно. – Никита Кузьмич улыбнулся. – Он правда как шоколад. Темный шоколад с молочным пятнышком. Умница, Надюша, и как это тебе в голову пришло!

Надежда Сергеевна скромно потупила глаза, но вид у неё был чрезвычайно довольный. Куролесов засобирался домой и стал прощаться.

– Если что, звоните, я всегда на связи. Подскажу, как быть.

– Уж подскажи, дорогой, – поддакнула Надежда Сергеевна. – А то, не ровен час, вдруг захворает маленький или животик прихватит? Это ж как настоящий ребёнок.

– Не бойтесь, они живучие. И прививки у него уже есть нужные. Так что главное, правильно кормить и гулять с ним два раза в день. – С этими словами Куролесов забрал двух других щенков и скрылся за дверью.

Надежда Сергеевна с умилением глядела на приобретённого питомца.

– Ты мой хороший! Шоколадка! Лапочка.

Щенок тихо и счастливо повизгивал и норовил тяпнуть ее за палец.

– Пойду, прогуляюсь с ним, – решил Никита Кузьмич. – Не то лужу нам тут напрудит. Надя, неси поводок.

На щенка надели ошейник с поводком, которые предусмотрительно принёс Куролесов, а также купленный заранее красивый красный комбинезон, чтобы он не замёрз. Никита Кузьмич взял щенка под мышку и вышел на лестничную площадку.

– Смотри, недолго, – крикнула ему вслед Надежда Сергеевна, – не то замёрзнет.

Никита кивнул и зашагал вниз по лестнице со своего второго этажа.

На дворе сгущались осенние сумерки. Слышался звон трамвая, смех детворы и лай – собачники один за другим выходили на прогулку. Никита Кузьмич огляделся по сторонам – нет ли рядом какого-нибудь злобного пса – и осторожно спустил Шоколада на землю. Тот сразу же ринулся в сторону и повис на поводке.

– Тихо ты, тихо, ну куда ж ты, дурачок, – ласково пожурил его Никита Кузьмич. – Ну что, куда пойдём? Давай на бульвар. – Он легонько потянул поводок, и щенок неожиданно послушно затрусил рядом.

– Какой хорошенький! – раздался из темноты мелодичный голос.

Никита вздрогнул и остановился:

– Ты?

– Я. – Рыжая стояла перед ним, белозубо улыбаясь.

– Зачем ты тут? Тебе же сказали, все бесполезно. – Никита Кузьмич хотел пройти мимо, но что-то заставляло его остановиться. Щенок нетерпеливо взвизгнул.

– Мне некуда идти, – просто проговорила девушка. – И денег нет на хостел. Я… я думала, вы меня приютите. Хотя бы на пару ночей.

– С какой это стати? Почему мы должны пускать в дом постороннего человека?

– Но я же не посторонняя. Я ваша внучка! Вы ведь любили Марию. Сильно любили.

Никита Кузьмич вытер со лба внезапно выступивший пот.

– Любил…

– Ну вот. – Рыжеволосая снова улыбнулась, отчего на щеках у неё образовались симпатичные ямочки.

– Вот что. – Никита Кузьмич слегка подергал поводок. – Пошли, прогуляешься с нами. Расскажешь о себе.

– С удовольствием! – обрадовалась девушка.

Они перешли дорогу и не спеша двинулись по бульвару.

– Я забыл, как тебя зовут.

– Влада.

– Странное имя. Я думал, такое только мужчинам дают.

– Не только. Мне оно нравится.

– Ну хорошо. Положим, ты и правда моя внучка. Зачем тебе Москва? Что ты будешь здесь делать?

– Я буду петь.

– Что? – Никита замедлил шаг. – Петь?

– Да. Я хочу стать джазовой певицей. Поступить в колледж на Ордынке, окончить его и выступать со своей группой. Стану известной, заработаю много денег. Позабочусь о вас.

– Ой-ой, позаботится она. – Никита Кузьмич скривил ехидную мину. – Да с чего ты решила, что можешь петь? Ордынка – это серьёзное заведение, туда сложно поступить.

– А вы откуда знаете? – удивилась Влада.

– Знаю. Я в молодости сам джазом увлекался. На гитаре играл, даже хотел учиться профессионально, так что все про эту сферу знаю. К тому же обучение платное, стоит недёшево.

– Вот об этом я и хотела поговорить, – спокойно произнесла Влада. – Мне нужны деньги, много. И крыша над головой. Не бойтесь, я вас не объем. Я уже нашла место, где можно подработать. На Арбате в переходе группа уличная поёт, там солистка нужна. Обещали взять, так что заработок будет. Но не такой, как мне нужно.

Никита Кузьмич слушал и недоумевал. Неужели можно быть такой наглой и самоуверенной? Припереться в столицу из тьмутаракани, к фактически чужому человеку и рассчитывать, что он станет тратить на неё бабки?

– Ты это серьезно? – спросил он Владу.

– Серьезней некуда. Семестр уже начался. Дополнительный набор на внебюджет в конце сентября. Если пройду, сразу деньги понадобятся.

– А с чего ты решила, что у меня есть такие деньги?

– Ну дед, не забывай, сейчас время Интернета. Я, прежде чем ехать, немного пошукала в сетях, знаю, кто ты таков, как живешь.

Никиту Кузьмича кольнуло слово «дед» и обращение на «ты».

– Никакой я тебе не дед! И не смей «тыкать». Ты мне чужая, слышишь, чужая! Я вообще зря с тобой разговариваю. Правильно Надя сказала, надо было полицию вызвать.

– Ну так вызывайте. – Влада остановилась и скрестила руки на груди. – Давайте, звоните! Сдайте меня ментам. Я – вот она, не убегу.

Никите стало стыдно. Перед глазами снова возникла Маша, их последняя ночь в ее крохотной квартирке. Они лежали, тесно обнявшись, на старенькой скрипучей тахте. Он физически ощущал, как бежит время – минута за минутой, час за часом. А впереди утро и поезд в Москву. Нужно было принять решение. Если он уедет, то уже никогда больше не вернётся в М. Ездить туда-сюда, обманывать обеих, и жену, и Машу – нет, на такое он не способен. Стало быть, два варианта – либо уехать отсюда бесповоротно, либо так же бесповоротно остаться и круто изменить свою жизнь. Настолько круто, что круче не бывает.

Маша тихо прижималась к его боку, ее нежные пальчики гладили его лоб, ерошили волосы. Она ничего не говорила, ни о чем не спрашивала, но Никита знал, что она ждёт, и внутри у неё все сжимается от боли и страха. Однако он не мог решиться.

За окном стало белеть. Никита глубоко вздохнул и обнял Машу, с силой прижал к себе. В горле у него застыл спазм. Она все поняла. Замерла у него в объятиях, словно превратившись в безмолвную птичку, и от этого – от ее безропотности, покорности – ему было ещё горше. Лучше бы она кричала, плакала, расцарапала ему физиономию. Но нет, она целовала его все с той же нежностью, и даже в ее дымчатых глазах не было ни слезинки…