Книга Льды Ктулху - Александр Лидин

В какой-то миг Василий поймал себя на том, что почти бежит. «Нет. Нельзя поддаваться панике, — осадил он себя. — Все должно идти неспешно, своим чередом. Ведь проклятая ведьма на то и рассчитывала…» Сжав всю свою волю в кулак, Василий сбавил темп, заставляя себя степенно вышагивать, как на прогулке, а не мчаться очертя голову, словно служащий, опаздывающий на работу.

Свернув по Ждановскому, он прошел пару кварталов и остановился возле ничем не примечательного трехэтажного дома. Именно здесь, в самом центре рабочего района размещался Третий Особый отдел ГУГБ — место, о котором не безосновательно ходило множество самых зловещих слухов.

Миновав вахту, Василий не стал подниматься к себе в кабинет. Да и не было еще никого на втором этаже — слишком рано. Ни один оперативник, а тем более начальник вроде Шлимана, раньше девяти не появится. Вместо этого Василий направился вниз — в расстрельный отдел.

На самом деле этот отдел никакого отношения не имел к Третьему Особому. Но так как здание, которое занимал Третий Особый, было слишком велико и к тому же примыкало к Спецзоне 247 — КПЗ Петроградского района, решено было перенести сюда расстрельный отдел. В свое время сам товарищ Ежов лично приезжал, проверял обустройство помещений, где следователям прокуратуры предстояло выявлять и уничтожать врагов народа. К тому же Третий Особый отдел ГУГБ считался организацией сверхсекретной. А посему все здание находилось на особом положении — под спецконтролем, и соответственно сам расстрельный конвейер тоже.

Василий не любил «мясников», как в шутку называли сотрудников расстрельного. Он и своих-то коллег недолюбливал. Одно дело бороться за советскую власть, уничтожать нечисть, которой не место на земле — это дело святое. Но ежедневные столкновения с людьми, которые вершили это правосудие, измазав руки по локоть в крови пусть даже и врагов народа, оставляли в душе Василия весьма неприятный осадок. Впрочем, у него не было ни времени, ни особого желания разбирать, кто прав, кто виноват. Он выбрал свой путь. Как спецагенту госбезопасности ему не было равных, это он знал. И свободное время он предпочитал проводить или на стрельбище, или в закрытых фондах недавно открытого Музея религии и Атеизма среди таинственных артефактов и колдовских трактатов.

Однако сейчас ему необходима была помощь кого-нибудь из «мясников». В первую очередь он обратился к солдату на проходной и, выяснив, кто из следователей сегодня «в ночное», отправился в долгий путь по лабиринтам темных коридоров.

Наконец, добравшись до нужной двери, с полинявшим от сырости и времени бронзовым номером 28, он негромко постучал. Никто не ответил. Пришлось постучать в полную силу. Не получив никакого ответа, Василий осторожно приоткрыл дверь. Кабинет был погружен во тьму, лишь в дальнем углу тускло горела настольная лампа.

— Есть кто живой?

Ответом ему был тихий храп, перемежающийся со сладким посапываем.

— Валерий Федорович! — тихо позвал Василий, нависнув над столом, за которым, положив голову на скрещенные руки и поблескивая бритым затылком, спал дежурный следователь. — Валерий Федо-ро-вич!

— А! Что! — встрепенулся дежурный. Тоненькие ворошиловские усики нелепо смотрелись на его широком, скуластом лице. Они словно подчеркивали ехидный изгиб тонких, злых губ и квадратный подбородок, придавая надлежащую строгость внешности следователя.

— Да не шугайся, это я, — извиняющимся тоном продолжал Василий. — Не начальство.

— Ерунда, — пробурчал Валерий Федорович себе под нос, лениво отмахнувшись от Василия. — Тут такой вечер выдался, и собаки бы замертво попадали, — он скользнул сонным взглядом по столу и, обнаружив пачку «Казбека», открыл, предлагая папиросу Василию.

Тот лишь покачал головой.

— Ты же знаешь, не курю.

Ни слова не сказав, Валерий Федорович ловко выудил папиросу, резко дунул в нее проверяя, насколько крепко набит табак в папиросный патрон, а потом машинальным движением заломил картонный мундштук, чиркнул спичкой, и к потолку комнаты взвилось жиденькое облачко табачного дыма.

— Так чего пожаловал? Да еще в такое время.

— Ну, ты же знаешь, мы у себя всякой ерундой занимаемся, — протянул Василий. — И по утрам от нечего делать усталым работягам, вроде тебя, спать не даем.

— Ну, ты не юродствуй, — между затяжками вальяжно объявил Валерий Федорович. — Говори, зачем пришел.

— Да вот хочу с девочкой одной повидаться. А если ее уже в расход пустили, то хотя бы вещички осмотреть.

— А чего тогда ко мне приперся? — удивился Валерий Федорович. — Пиши заяву. Начальство подпишет, и беседуй с кем угодно, хоть до Судного дня. Мне-то чего.

— Скажем так: не стану я заяву писать, потому что пока не знаю даже, о чем мне с той девкой говорить. А поговорить мне с ней очень надо.

— Ну, так дела не делаются. У нас же тут только расстрельные. Их вина доказана. С ними общаться не положено… Сам все знаешь, не первый год в органах.

— А ты сделай исключение, — продолжал гнуть свое Василий. — Сейчас час ранний. Ты мне дай с ней словом перемолвиться, а за мной не пропадет, ты же меня знаешь.

— Да знаю я… Знаю, — тяжело вздохнул Валерий Федорович. — Мне-то что с того?.. — аккуратно загасив папиросу в переполненной пепельнице, он встал, резким движением поправил ремень, затянутый поверх гимнастерки. — Как фамилия твоей красавицы-то?

— Не знаю, — пожал плечами Василий.

— А имя?

Василий вновь пожал плечами.

От удивления следователь присел на край стола.

— И чего тогда ты от меня хочешь? Пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что…

— Да ты не сердись, Валерий Федорович. Ты мне покажи, кто тут у тебя на ночь застрял, а я свою клиентку узнаю.

— Что, я тебя сейчас по всем женским камерам таскать должен?

— Ну, тебе-то это ничего не стоит. Ключи все равно все у тебя, а магарыч с меня.

Валерий Федорович с минуту помялся, а потом резко махнул рукой, выдвинув ящик стола, вынул огромную связку ключей.

— Ладно, пошли. Все равно ты мне весь сон сбил.

— А конвой?

— Что, мы с тобой с одной девкой не справимся?

Девушку они нашли в третьей камере. Она сидела на нарах, забившись в угол, прижимая к плоской груди обрывки платья, больше походившие на лохмотья нищих. Возможно, когда-то она и была хорошенькой, но сейчас левый глаз ее заплыл гигантским фиолетовым синяком, а под ним по щеке протянулось несколько глубоких царапин, словно кто-то пытался выцарапать ей глаз.

— Эта? — спросил Валерий Федорович.

Василий кивнул.

— Вроде она.

— Вроде или она? — разозлился следователь.

— Да она… она… Только без фингала была.

— Не знаю, я с ней не работал, — проворчал Валерий Федорович. — Наверное, выпендривалась много, целку из себя строила, — и, не дожидаясь ответа, он стал пробираться между нарами под внимательными взглядами других приговоренных. Оказавшись рядом с девушкой, он грубо тряхнул ее за плечо. — А ну, сука, вставай! Пошли, вот товарищ особый уполномоченный до тебя пару вопросов имеет.