Книга Феникс - Евгений Южин

Интерьер комнаты, в которой я проснулся, был мне чужд. Мало того, что он, должно быть, стоил сумасшедших денег, так еще и был выдержан в каком-то нарочито историческом, незнакомом мне стиле. Чего стоили только эти деревянные, темного полированного дерева рамы. Или эта изящная женская рука, на ладони которой покоился шарик неяркой лампочки. Она была покрыта темной коричневой патиной, в натуральном происхождении которой я ничуть не сомневался, и оттого, казалось, принадлежала темнокожей женщине, прятавшейся за деревянной панелью.

Озноб перестал колотить, улеглась легкая тошнота, и я решился повторить попытку. Подняться удалось на удивление легко, и уже не обращая внимания ни на что иное, я устремился к окну. Снаружи было темно, я сам отражался в мелком остеклении неясным силуэтом. Заметно, что где-то за пределами моего поля зрения горели лампы. Их желтоватый свет лежал на длинном ряду чего-то, похожего на черепичное покрытие высокой стены или забора, бегущего ниже моих окон и терявшегося во тьме, но самих светильников видно не было. Больше ничего, никаких подробностей. Разве что несколько крупных звезд, кажется, висели за обманчивым отблеском стекла, намекая на ничем не стесненное пространство вокруг. Где бы это ни было, это не Москва!

Развернувшись, я осмотрелся еще раз. Смятая кровать, пустая комната. Поискав глазами выключатель или розетку, я с удивлением обнаружил полное отсутствие каких-либо электроприборов, кроме уже упомянутого светильника. Странно. Может быть, они не вписывались в замысел дизайнера и их спрятали. Я видел в сети ролики, где розетки вылезали из стола по желанию хозяев. И хотя по капризу богатого заказчика дизайнеры могли вообще отказаться от всех примет цивилизации, мне в это все же не верилось. Это было все равно как перерезать всякую связь с внешним миром, во что верилось с трудом.

Где мои вещи? И почему на мне такие странные трусы? Простая, крашеная в один цвет ткань и фасон напоминали мне армейскую молодость и никак не вписывались в роскошную и вместе с тем скудную обстановку, хотя я чувствовал, неуловимым образом с ней связаны.

Гибрид стола и комода был единственной целью, достойной немедленного обследования. Я уже немного пришел в себя и двигался достаточно уверенно. Еще раз оглянулся на окно за спиной — там ничего не изменилось, лишь слабый ветер лениво проверял остекление на прочность. Сквозило из дальнего угла комнаты, и, осознав это, я на мгновение растерялся. Окно за спиной, дверь — напротив, а дует каким-то ровным устойчивым потоком, хотя и слабым, еле заметным, из-под плинтуса, если не из-под пола, накрытого мягким, но тяжелым ковром. Отмахнувшись от очередной несуразности — их и так было более чем достаточно, я двинулся к комоду. По пути провел рукой по подвеске или подставке светильника — ровная гладкая поверхность прохладного металла, поблескивающая желтыми уголками изящная кисть. Я тронул шарик лампочки, и тот неожиданно качнулся. Он что, не закручен в патроне? Такая изящная, на грани искусства вещь, и болтающаяся на проводе лампочка? Ну, слава богу, я, по крайней мере, дома, в России! Взявшись за лампочку, попытался пристроить ее понадежней и опешил от неожиданности — никакого провода не было! Шарик оказался просто шариком, лежавшим на бронзовой ладони! Сейчас он, не обратив ни малейшего внимания на мое бесцеремонное вмешательство, все так же мягко светил в моей руке, тень от которой заплясала по стенам комнаты пугающими темными полотнищами.

На батарейках, что ли? Шарик был холодный — какой бы источник света ни прятался внутри, но он должен быть весьма эффективен. Яркий свет не давал разглядеть подробности. На ощупь ничего похожего на выключатель не обнаружилось, как и какого-нибудь шва, который, по идее, должен был разделять лампочку на половинки. Сквозь удивление пробилось ощущение себя как бесцеремонного гостя, который за спиной отвернувшихся хозяев позволяет себе заглядывать в чужие шкафы, и я торопливо положил шарик на место. Тени одобрительно успокоились. На мгновение я застыл в нерешительности. До того мне не приходило в голову, что содержимое длинного комода сложной формы мне, очевидно, не принадлежало. Могу ли я рыться в нем? С другой стороны, а где мои вещи?

В большом ящике сверху обнаружился странный набор, на мой взгляд, мусора. Какая-то картонка, камешки, небольшая шкатулка, короткий жезл или рукоять от чего-то непонятного. Ничего, что я мог бы назвать своим. Не пытаясь даже разглядеть содержимое, я аккуратно закрыл ящик. Интересно, но остальная часть весьма вместительного предмета мебели оказалась совершенно пуста.

Первое возбуждение медленно отступало, и организм напомнил о себе естественной надобностью. Почему-то я заглянул под кровать, но там было пусто. Во всей комнате ни воды, ни еды, ни удобств, лишь растерянный я в несуразных трусах. Очевидно, надо проверить дверь. За ней должны находиться люди, которые должны помочь и, главное, должны знать, как я сюда попал. Меня не смущала даже очевидно глубокая ночь, царившая за окнами.

Деревянная панель на стене слева от входа привлекла чем-то мое внимание. Я, уже догадываясь, что произойдет, надавил на нее и угадал — щелкнуло, и ровная темная доска выступила из общего строя стены, обозначив еще одну дверь. За ней прятался самый настоящий туалет, освещенный очередным шариком света, на этот раз лежавшим в неглубокой плошке, торчащей из стены немного выше моей головы. Растопырив руки в дверном проеме, я с удивлением рассматривал содержимое уборной. Светлые, почти белые стены, глубокая ниша справа, в которой поблескивало большое зеркало, раковина под ним, у дальней стены устройство, не вызывающее сомнений в своем назначении, однако совершенно мне не знакомое. Все детали, кроме стен, потолка и пола, — цвета темного дерева, да, похоже, они и вправду сделаны из него. Даже раковина под нишей. Пол немного отличается по виду от стен. Я наступил на него — по ощущениям такое же дерево, только очень светлое. В углу помещения обнаружилась ослепительно белая утка — тоже непривычного облика. Мне было ясно назначение каждого предмета, но совершенно точно я никогда в жизни ничем подобным не пользовался. Отсутствовали даже привычные мелкие детали, вроде сливного отверстия в раковине, вместо которого была ровная темная доска с неширокой щелью по краям, или кнопки унитаза. Последний, вообще, был странен — что-то вроде закрытого табурета с изящными закругленными формами, без малейшего намека на крышку, и с поблескивающей бронзой раковиной в нем. Едва я ступил на пол, как в мою спину толкнулся легкий поток воздуха — очевидно, заработала вентиляция. Однако ни шума от нее, ни каких-то видимых признаков ее присутствия я не обнаружил. Возможно, та узкая полоса по периметру потолка не просто декоративный элемент, а еще и вентиляционное отверстие. Терпеть, как это часто бывает, внезапно стало невозможно, и я шагнул вперед, намереваясь использовать главную достопримечательность этого музея диковинок. Фигура, метнувшаяся в зеркале, заставила вздрогнуть и замереть.

Это был я! Я узнал себя, несмотря на то, что никогда не брился налысо. Приблизив лицо, я не удержался от мата:

— «Гулящая девка»! «Остолбенеть»! Что за «непонятное и неприятное явление»?!

Я был не просто лыс, у меня вообще отсутствовала всяческая растительность не только на голове, но и на теле. Лишь легкий пушок крохотных ресничек каким-то чудом уцелел на глазах. В остальном я выглядел совсем неплохо — куда-то растворился привычный жирок, мускулатура, правда, тоже усохла, но жилистые длинные мышцы отлично вписывались в новый, как будто высушенный силуэт. Замерев над раковиной, я рассматривал себя, понимая, что мое вчера должно сильно отодвинуться. Такие изменения не происходят за несколько часов. Если бы это было возможно, моя половина душу бы отдала за такой опыт. Интересно, решилась бы она на такое, если бы ценой за это были ее волосы? Я нахмурился — внезапно сообразил, что не помню, как ее зовут. Хуже того, почему-то меня это не взволновало. Еще хуже, я точно знал, что мне завтра на работу, но эмоции по этому поводу отсутствовали совершенно! Меня это почему-то не трогало!