Книга Проект «Немезида» - Брендан Райх

– Что-то случилось? – спрашиваю я.

Он слегка отпускает мою ладошку.

– Прости меня.

Толчка я почти не чувствую и по-прежнему не понимаю, что происходит.

Я падаю бесшумно, ничего не задевая.

До того мига, когда всем телом врезаюсь в скалу.

Просыпаюсь я где-то в лесу. Кругом темно, я совсем одна.

Начинаю вспоминать.

Тот человек с ватой… Он столкнул меня вниз. Острая каменная глыба. Я начинаю плакать. Слезы струятся по щекам, пока я ощупываю плечи и ноги.

Но мне не больно. Даже платье не запачкалось.

Теперь я начинаю что есть мочи кричать – кричать в пустоту, туда, где в отдалении мерцают огни нашего городка, – вдруг кто-нибудь услышит и придет за мной сюда, на дно лощины. Наконец я встаю, нахожу тропинку, вскоре она переходит в широкую дорогу, по которой идет мужчина с йоркширским терьером на поводке. Глаза мужчины расширены, и он беспрестанно зовет кого-то по имени Гейл.

Вдруг меня заворачивают в одеяло. В глазах – мерцающие огни. Теплый напиток с маршмеллоу[7].

Ух ты, меня повезут на полицейской машине! До самого дома на стоянке трейлеров. Вот и мама. Видно, что она плакала, но теперь обнимает меня крепко-крепко, так что я едва могу дышать.

Со всех сторон сыплются вопросы. От мамы. От соседей. От офицера полиции. Затем появляется здоровенный мужчина с усами, и все как бы инстинктивно отходят в сторону. Сам шериф Уотсон в нашем трейлере – значит со мной произошло Нечто Серьезное. Он просит меня рассказать, что случилось, в мельчайших подробностях и как можно медленнее. От сладкой ваты до края ущелья.

Отовсюду раздаются вздохи и всхлипы, но тут же утихают. Я вижу испуганные глаза взрослых, но им же надо делать вид, что они ничуть не боятся, так что я буду стараться не замечать их. Лучше расскажу о том, как падала. Как тот мужчина толкнул меня в овраг, как скальные выступы неслись мимо меня и как потом все спуталось и скрылось во тьме.

Наступает тишина. Шериф Уотсон просит еще раз повторить последнюю часть рассказа.

Я снова начинаю рассказывать. Все говорю, и говорю, добавляю детали, хотя и знаю, что взрослых они точно огорчат. Сообщаю, как бродила одна в лесу в поисках тропинки. Как старалась «держать курс» на огни города.

Шериф Уотсон отворачивается и шепчет что-то остальным собравшимся. Собравшиеся кивают. Мама вдруг снова бросается ко мне и обнимает крепко-крепко, чуть не ломая мне ребра. «Ей нужно отдохнуть», – говорит она остальным. Я, дескать, получила травму – уж не знаю точно, что это значит. Люди опять кивают. Меня отправляют в постель.

И только когда мама подтыкает мне одеяло, я, наконец, задаю ей вопрос, который меня мучил больше всего: кто тот человек в черном костюме? Видела ли она его? Знает ли, кто он?

Мама вздрагивает еле-еле, почти неощутимо, но я чувствую. «Нет», – говорит она. Конечно же, нет. Это просто у меня разыгралось воображение. И целует меня крепко-крепко, прямо яростно, а из ее глаз катятся огромные слезы.

Мама говорит, чтобы я ничего не боялась. Что я в безопасности. Что сейчас мне в первую очередь надо выспаться. Электрический свет гаснет. Она закрывает за собой дверь.

Но я не сплю, не могу заснуть.

Мне всего восемь лет, но я умею различать, когда лгут, а когда говорят правду.

3

– Привет, Спящая красавица!

Моя голова дернулась так резко, что я чуть не упала. Пришлось ухватиться за столб, к которому я прислонялась. Неужели я задремала, пока ждала? Не может быть! Или все-таки может? Да и спала ли я хоть немного за последние сутки?

Ко мне приближался Томас Руссо по прозвищу Гвоздь – худощавый парень с непослушными черными вихрами и пронзительными голубыми глазами. На нем свитер с изображением Кикпанчера[8] и свободные штаны с большими карманами на бедрах. Лямки рюкзака защитного цвета охватывают плечи.

– Неважнецкий у тебя вид здесь, на холоде у ворот. – Гвоздь покачал головой. – Заняла бы лучше местечко у костра Уилсонов. Говорят, у этих ребят можно отлично перекантоваться.

– Пойдем, а то опоздаем, – проворчала я, подавляя зевок.

– Никому до этого нет дела, – усмехнулся он, обхватив себя руками и похлопывая ими, чтоб согреться. – Честно говоря, даже не знаю, многие ли из наших соизволят прийти.

Я оттолкнулась от столба.

– На самом деле никто ничего не знает. Пока не знает. И я сильно сомневаюсь, что директор Майерс вдруг научился расслабляться.

– Постой, постой! – Гвоздь перевесил рюкзак на грудь, дернул молнию и достал скомканный пакет, завернутый в выпуск воскресных комиксов. Встав на одно колено, он поднял этот весьма уродливый сверток над головой, словно средневековый рыцарь, приносящий присягу. – Прошу тебя принять сей символ моей бесконечной радости от того, что ты проживешь еще один, очередной год.

Я, наверное, побледнела, живот свело.

Проживешь еще год. Неужели правда?

Гвоздь поднял на меня взгляд и, конечно, заметил мое замешательство, а может быть, и понял его причину. Он быстро поднялся на ноги, покраснел и сунул сверток мне в руки:

– Прости, пожалуйста. Я искал тебя еще вчера, но…

Он смущенно умолк.

Гвоздь знал, как я ненавижу дни рождения. И знал, что при малейшей возможности предпочитаю проводить их в одиночестве.

Только не знал – почему.

Гвоздь был моим лучшим, незаменимым другом. Лишь его существование примиряло меня с жизнью в Файр-Лейк, если не считать природной красоты долины. Я не могла рисковать нашей дружбой, открыв ему правду. Не могла допустить, чтобы и он думал, что я чокнутая.

– Не надо было ничего покупать, – проворчала я. Каждый год я говорю ему эту фразу. И каждый год он все равно дарит мне что-нибудь.

Улыбка снова разлилась по лицу Гвоздя.

– Если тебе так будет спокойнее, то знай: я ничего и не покупал. Я украл.

Я принялась разворачивать газетную бумагу, и в процессе мои глаза все больше округлялись. Пробившись сквозь казавшиеся бесконечными слои клейкой ленты, я наконец добралась до небольшой картонной коробочки – она упала мне в ладони. Внутри оказались винтажные рей-бановские[9] очки. В серебряной оправе. Со светоотражающими линзами. Я тут же нацепила их на нос. Подошли как влитые…