Книга Контртеррор - Игорь Валериев

Как удалось установить через князя Урусова – Элиза Балетта начала свою карьеру служанкой в одном из парижских отелей. Затем пробовала себя в кордебалете и на театральной сцене. Но в Париже толстой, бездарной, но смазливой красотке, мало что светило. И тут, по словам Льва Павловича, к ней в постель попадает русский великий князь, который потом везет её в Россию, осыпает бриллиантами стоимостью с хороший военный корабль, протежирует в Михайловский театр.

Дальше всё уже происходит на глазах столицы. Под покровительством Алексея Александровича Элиза танцует и играет, интригами, скандалами выживая конкурентов, становится примой. Но ей мало сцены и Элиза влезает не только в постель, но и военно-морские дела своего «кошелька с ушами». В приемной ее роскошного особняка толкутся купцы и промышленники, норовящие через нее добиться выгодных подрядов для флота. Там уже неоднократно побывали и Буров, и Зарянский, и Горелов, фиксируя посетителей и заводя на них досье.

Великий князь Владимир свет Александрович также отличился и является постоянным поводом для сплетен. Когда было принято решение возвести на месте убийства императора Александра II храм Воскрешения Христова, он стал Председателем строительного комитета. Пожертвования на строительство шли и идут со всей России, складываясь в громадные суммы. Распоряжаются этим фондом Владимир Александрович и его супруга Мария Павловна. И по слухам, муссируемым в народе, постоянно «золотят ручку» в народных пожертвованиях. Как бы проверочку работы этого фонда осуществить?!

Мои размышления прервал звук открываемой двери. Увидев входящего в купе Николая, встал с дивана, застегивая крючки на вороте мундира.

– Сидите, Тимофей Васильевич. Без чинов. Чем занимаетесь? – произнёс император, опускаясь рядом со мной на диван.

– Если честно, Николай Александрович, то бездумно перевариваю обед только что откушанный.

– Так обед подавали два часа назад!

– Да я с бумагами заработался. Если бы не денщик – совсем бы про него забыл.

– А что за бумаги? – поинтересовался Николай.

– Отчёт моего управляющего по имению с поэтапным описанием того, что он делал по его развитию с экономическими выкладками. Вы же просили для ознакомления, после того как я подал справку о положении крестьян.

– Да уж! Эти ваши справки! Мне уже страшно их читать. Берешь доклады губернаторов, данные статкомитета… Всё как бы хорошо. Страна развивается, губернии двигаются вперёд, экспорт наших товаров растёт. И тут как ушат холодной воды на голову ваша аналитика. И ведь перепроверял потом цифры – всё правильно, – Николай раздражённо махнул рукой. – Но тогда получается, страна катится в экономическую пропасть.

– До пропасти, конечно, ещё далеко, но аграрный и, в первую очередь, земельный вопрос надо решать безотлагательно. Иначе постоянный голод так и будет терзать Нижнее Поволжье, Новороссию, нечернозёмные губернии от Калуги до Пскова – то есть почти половину России. С учётом роста населения в крестьянской среде голод в двадцати девяти губерниях, который был в девяносто первом и в девяносто втором году покажется цветочками. А горькими ягодами станут массовые беспощадные голодные бунты, – я говорил горячо и убеждённо.

Та информация, которую я получил из статистического комитета МВД по крестьянам, была не менее страшная, чем детская смертность. Точнее детская смертность и была такой высокой из-за того, что почти пятьдесят процентов населения России жило впроголодь или голодало.

Тридцать две губернии находились не только в зоне рискованного земледелия, но и крестьяне там имели на семью всего три-четыре десятины земли. Неурожаи, обусловленные природно-климатическими условиями, малое количество земли, рост населения в этих губерниях, приводящий к аграрной «перенаселенности», задолженности по выкупу земли, по налогам, слабая транспортная инфраструктура, не позволяющая оперативно перебрасывать излишки хлеба из одного региона страны в другие, техническая отсталость сельского хозяйства и низкая урожайность часто приводили крестьян к голоду.

Впервые с этим я столкнулся, когда получил от покойной императрицы Марии Фёдоровны мызу в Курковицах под Гатчиной, дававшую две с половиной тысячи рублей годового дохода. Рядом с мызой стояла бывшая владельческая деревня Курковицы из двенадцати дворов, в которых проживало двадцать пять лиц мужского пола и тридцать женского, а ревизских душ или налогоплательщиков было только двенадцать по числу дворов. И на каждую такую душу отводилось только три с половиной десятины земли, которые они в то время так до конца и не выкупили.

Для сравнения в Амурском войске казаку было положено двадцать десятин. Когда был жив дед, а все его трое сыновей стали разрядными казаками, нашей семье нарезали в Ермаковской пади восемьдесят десятин земли, то есть на каждого из восьми человек, носящих фамилию Аленин, приходилось больше десяти гектар. В Курковицахна душу приходилось меньше восьмидесяти соток. Отсюда было их бедственное положение без всяких неурожаев.

Доставшийся мне управляющий мызы или усадьбы Сазонов Александр Иванович на пальцах объяснил, как жители Курковиц докатились до такой жизни.

По акту «Общее положение о крестьянах, вышедших из крепостной зависимости», утвержденному Александром II, все крестьяне переставали числиться крепостными, но теперь стали считаться временнообязанными, потому что получив личную свободу, они не получили свободно и безвозмездно основные средства для своей деятельности – то есть землю.

В результате этой реформы Александра «Освободителя», чтобы ему пусто было, помещики остались собственниками всей принадлежащей им земли. Крестьяне могли выкупить земельный надел, который помещик обязан был им выделить. Каждая местность устанавливала свой минимальный и максимальный земельный надел. В Петербургской губернии он соответствовал трём с половиной десятинам на ревизскую душу.

Выкупить свой земельный надел крестьяне должны были в течение сорока девяти лет, для чего государство выделяло им ссуду под шесть процентов годовых. Двадцать процентов суммы за надел ревизская душа должна была внести сразу, а остальные восемьдесят процентов в течение установленного манифестом срока. Представляете, какие проценты за полвека набегают? А если ещё штрафы за просроченные платежи?!

До тех пор, пока вся сумма не была погашена, крестьяне считались временообязанными и должны были отбывать барщину или платить оброк. Сумма оброка для каждой губернии устанавливалась отдельно. Как ни странно, но самые высокие были назначены в Петербургской губернии, хотя большая часть земель здесь считалась неплодородной. В черноземных губерниях оброк был значительно ниже.

Во временнообязанном состоянии, крестьяне должны были находиться, пока не завершалась сделка по выкупу земли. Поначалу этот срок не был оговорен, но в декабре одна тысяча восемьсот восемьдесят первого года, по прошествии двадцати лет с принятия Манифеста об отмене крепостного права, установили конкретный срок и постановили, что к январю восемьдесят третьего года все временнообязанные крестьяне должны быть переведены на выкуп. То есть оставшуюся невыплаченную часть за наделы государство выплачивало помещикам, а крестьяне становились должниками казны под те же самые шесть процентов годовых.