Книга Запретная магия - Марина Эльденберт

Мы прошли по коридорам, предположительно в сторону выхода. В небольшой комнатке мне вернули вещи: сумочку, кошелек и документы, которые предложили проверить при свидетелях. То есть при моем сопровождающем и одновременно выдающем вещи, видимо.

— Распишитесь, пожалуйста, здесь, эри Армсвилл, — произнес тот, кто выдавал мои вещи. — Вот здесь — что все получено в целости и сохранности. И здесь — что не имеете к нам претензий.

Первую подпись я поставила. Подвинула листок к говорившему. Его равнодушный взгляд уперся в бумаги и споткнулся. Мужчина поднял голову и посмотрел на меня:

— Эри Армсвилл, нужно еще…

— Вообще-то у меня к вам множество претензий, — сказала я и сложила руки на груди.

Взгляд мужчины перестал быть равнодушным, глаза за толстыми стеклами очков сверкнули.

— Вы же понимаете, что это чистейшей воды формальность. — Он пододвинул листок ко мне по обшарпанному деревянному столу.

— Ну вот и оставьте свою формальность себе, — сказала я, отодвинув бланк обратно к нему. — А я, пожалуй, пойду!

— Мы не можем вас отпустить, пока вы не подпишете!

— В таком случае я останусь здесь. Прямо в этой комнате. Буду ждать, пока сможете, а потом, когда выйду, пойду прямиком к журналистам и расскажу, как один высокопоставленный сноб сначала применил ко мне магию, потом угрожал пытками и допросом мне и моей матери, а после отправил вас ко мне и вы держали меня в этой комнате, чтобы я подписала отсутствие претензий!

У мужчины натурально отвисла челюсть. Честно говоря, я не представляла, кто он такой и какую должность занимает. К моему допросу он не имел ни малейшего отношения, равно как и к словам, от которых у меня до сих пор слегка подрагивали пальцы, но он однозначно имел отношение ко всему, что здесь происходит!

— Так что? Могу я идти? — поинтересовалась я.

— Одну минуту, эри Армсвилл.

Мужчина выскользнул за дверь, в коридоре раздались голоса. Я даже прислушиваться не стала, склонившись над пьесой, которую… Пресветлый! Они же забрали ее из «Корона д’Артур»! Забрали! После того, как эри Люмец взяла ее у меня и пообещала передать антрепренеру лично в руки!

До точки кипения я дойти не успела, потому что дверь распахнулась, едва не сорвавшись с петель. Разумеется, с таким эффектом явиться мог исключительно его светлость.

— Подписывайте, — резко произнес он, подвигая ко мне листок и чернильницу.

Я посмотрела ему в глаза — темные, как ночь, и сказала:

— Нет!

Крылья его носа дрогнули.

— Чего вы хотите? Денег?

В его взгляде прямо читалось все, что он обо мне думает. Впрочем, что там во взгляде — все в нем, начиная от мужских скул и резкой линии подбородка, от широких плеч, от кончиков начищенных ботинок до самой его макушки, не просто говорило, а свысока сообщало о том, что я для него всего лишь безродная девица, от которой легко откупиться деньгами.

— Мне было бы достаточно извинений, — сказала я. — Но поскольку признавать свои ошибки вы не приучены, можете засунуть их себе в свою наисветлейшую задницу!

Не дожидаясь ответа, я подхватила сумку, пьесу, пальто и вышла за дверь.

— Эри Армсвилл! воскликнул было дожидающийся за дверью мужчина, но потом только махнул рукой: — Выход — сразу за поворотом, направо.

Пропустили меня беспрепятственно, и я вылетела в сгущающиеся сумерки. Огляделась: здание, в котором я оказалась, было из тех, что вполне могло бы оказаться как банком, так и особняком не особо увлекающихся декором горожан. Среднестатистическое, безликое, даже без крыльца, на улице полно таких же домов.

Время! Сколько же сейчас времени?!

Должно быть, не меньше шести, а то и половина седьмого! Эри Люмец давно уже ушла. Подавив желание пнуть дверь, из которой я только что вышла, тряхнула головой.

Ничего! Отвезу пьесу завтра, девушка все равно сказала, что антрепренера сегодня не будет. Значит, ничего страшного не случилось — просто поеду туда прямо с утра. Глубоко вздохнув, снова огляделась.

Хорошо бы еще узнать, в каком районе я оказалась и сколько мне добираться до гостевого дома, где я остановилась. Точнее, за сколько…

Похоже, завтра я тоже без обеда, а заодно и без ужина. Или до театра доеду, а обратно дойти пешком?

Ладно, завтра наступит, завтра и решу. Да и вообще, может, и к лучшему, что все так получилось — возможно, удастся уговорить эри Люмец попросить антрепренера посмотреть пьесу пораньше. А если совсем повезет, то и получится переговорить с ним лично. Все-таки представлять свою пьесу совсем не то же самое, что просто оставить ее на рассмотрение.

Так, а теперь…

— Эри Армсвилл.

От раздавшегося за спиной голоса я подпрыгнула на месте.

— Пойдемте. — Его светлость шагнул на улицу. — Я вас отвезу.

Не дожидаясь моего ответа, он направляется к мобильезу. Да, теперь я его узнала — эту блестящую хромированную машину, по цвету напоминающую горький шоколад, щедро сдобренный зеркальной глазурью и украшенный золотым завитком эмблемы производителя, как торт лаконичным узором.

Гьерд, а есть все-таки хочется.

Но еще больше хочется никогда его больше не видеть, поэтому я направляюсь в противоположную сторону. Эта улица немноголюдная, она вообще какая-то серая и безликая, особенно в подступающих сумерках. Похоже, сейчас уже все семь, а то и половина восьмого.

Домой хочу!

— Эри Армсвилл! — доносится раздраженное сзади.

Его серанство меня догоняет.

— Да что с вами не так?!

— Со мной все так, — отвечаю, ускоряя шаг. — Просто не имею обыкновения садиться в мобильезы к незнакомым типам, которые угрожали мне пытками.

— Я не угрожал вам пытками!

— Правда? — Я останавливаюсь и разворачиваюсь: — А сейчас вы меня еще и преследуете! И прекратите пялиться на мое декольте.

Кажется, он лишается дара речи, потому какое-то время просто смотрит на меня. То ли пытается подобрать слова, то ли думает, как меня придушить, чтобы никто не увидел. Лично я бы поставила на второе, но я уже слишком устала, чтобы бояться. Вот там, в допросной, — да, меня здорово впечатлили его слова, особенно когда он заговорил о маме!

К слову, если быть честной, смотрел он чуть повыше декольте, то есть на мою шею. Но одно от другого недалеко ушло!

— Я. Не пялюсь в ваше декольте, — раздельно, по слогам, произносит он. — Садитесь в машину, эри Армсвилл, или…

— Или? — Я складываю руки на груди, поверх пьесы. И к счастью, потому что с каждой минутой мне все сильнее хочется его треснуть, а пьесу жалко. Не хватало еще трепать ее о всякие головы.

— Послушайте, чего вы добиваетесь?