Книга Фиалка - Джейн Фэйзер

Мысль о том, что Габриэль все еще в руках французов, в то время как ее увозил Бог знает куда английский кавалерийский офицер, вытеснила призрачные образы, ярость и отчаяние придали ей сил, и внезапно она снова начала рваться на свободу.

Но талию будто сдавило железным обручем. Тяжелая ладонь так прижала ее лицо к шершавой ткани мундира, что она уже с трудом могла дышать. Это был верный способ заставить ее перестать рваться на свободу.

Теперь Тэмсин снова лежала тихо. Когда-нибудь эта безумная гонка кончится, и она должна приберечь силы, чтобы бежать.

Она попыталась уже сейчас продумать возможные способы бегства, тогда, конечно, когда ее ноги наконец коснутся твердой земли. Ясно же, что какой-то надутый наглый английский офицер не сравнится живостью и быстротой ума с Фиалкой. Она знала эти края как свои пять пальцев и славилась умением находить выход из любых ситуаций.

Джулиан чувствовал, что в этом на вид хрупком теле, которое он крепко прижимал к себе, еще немало энергии… Даже когда она лежала тихо и казалась покорной, в ней ощущалась решимость. Фиалка была сама себе законом, как и ее отец Эль Барон, и уже успела показать свое умение лавировать меж громоздких машин правосудия обеих армий, когда занималась своим доходным и нелегальным промыслом. Но Джулиан не собирался терять бдительность и доверять мнимой покорности пленницы только потому, что сейчас это разбойничье отродье оказалось целиком в его власти.

Кавалькада достигла берега Гвадианы и остановилась. Ни единого звука погони, только плеск воды в реке. Ночное небо цветом напоминало деготь, и в такой темноте, конечно же, и думать нечего было искать в реке брод.

— Сержант!

— Да, сэр.

Задрапированный в плащ силуэт кавалериста отделился от остальных и подъехал к полковнику.

— Мы разобьем здесь лагерь и останемся до рассвета, а утром поищем брод. Поглядите, нельзя ли найти какое-нибудь убежище от этого чертова дождя. Что там, за деревьями?

Полковник указал хлыстом на темное пятно невдалеке на равнине.

Сержант отдал приказ, и кавалькада двинулась легким галопом, следом за ними тронулся и полковник. Сент-Саймон был мрачен и сосредоточен: он размышлял, что делать с пленницей, когда они спешатся.

В рощице они нашли пристанище — заброшенную деревянную хижину, у которой уцелела только половина крыши, и полуразвалившийся амбар. Солдаты шестой бригады привыкли располагаться на ночлег в самых неподходящих условиях. За время четырехлетней войны с Наполеоном, которого англичане пытались изгнать из Испании и Португалии, палящее солнце летом и ледяные дожди и ветры зимой, обычные для Иберийского полуострова, приучили военных к любым неудобствам.

Солдаты стреножили лошадей под деревьями и принялись собирать хворост, чтобы под защитой амбарных стен разложить костры. У них всегда был в наличии сухой трут, а стало быть, даже мокрое дерево можно было «умаслить» и заставить гореть, хотя пламя получалось невеселым.

Полковник спрыгнул с коня, не выпуская из рук теперь уже не сопротивлявшуюся пленницу, и зашагал к хижине.

— Растопите огонь, сэр, — посоветовал сержант, входя вместе с ним, — и даже здесь вы будете в уюте и тепле. Я принесу сухой трут, оставшийся после атаки на «лягушатников»[4], и еще, думаю, не повредит добрая кружка чаю.

— Звучит соблазнительно, сержант, — сказал Сент-Саймон с отсутствующим видом. — Поставьте пикеты вокруг рощи. Не в наших интересах привлекать ненужное внимание.

Он опустил глаза и скользнул взглядом по той, которую так и не выпустил из рук.

Как только он ослабил хватку. Фиалка повернула голову, и он встретился с взглядом ее темных глаз, казавшихся огромными на тонком лице, формой напоминавшем сердечко. Она смотрела пристально, в глазах ее он прочел любопытство, и менее скептически настроенного человека выражение ее лица могло бы обмануть кажущейся безмятежностью.

— Ну и что теперь, английский полковник? — Она говорила по-английски с таким слабым акцентом, что только очень чуткое ухо могло его уловить.

— Ты хорошо говоришь по-английски?

— Конечно, моя мать была англичанкой Вы собираетесь опустить меня на пол?

— Если я это сделаю, дашь ли ты мне слово, что не попытаешься бежать?

В ее глазах блеснуло нечто, похожее на насмешку.

— И вы поверите слову разбойницы, английский полковник?

— А ему следует верить?

Она рассмеялась:

— Мое дело — знать, а ваше, полковник, выяснить это.

Насмешка резанула Джулиана, прозвучала для него почти что личным оскорблением. По-видимому, разбойница просто не осознала, что ее сегодняшнее благополучие зависит целиком от его доброй воли.

— Спасибо за предупреждение, — сказал он сухо. — Я учту его.

Он оглядел маленькую негостеприимную комнату:

— Думаю, мне следует воспользоваться тем воротником, что надел на тебя Корнише, не забыв закрепить его, — так будет спокойней.

— В этом нет никакой необходимости, — ответила она быстро, и внезапно ее глаза приобрели кроткое и умоляющее выражение. — Пожалуйста, полковник, опустите меня на пол. Как я могу убежать, когда кругом столько ваших людей?

Внутренне улыбнувшись, Сент-Саймон подумал: «Ну что за маленькая актриса!» Но его было трудно обмануть.

— Я с удовольствием опущу тебя на пол, — процедил он. — Но извини, если я приму некоторые меры предосторожности. Сержант, принесите мне длинную веревку.

Тэмсин проклинала собственную глупость. Положительно, она недооценила этого полковника, он оказался особым экземпляром — образец цвета веллингтоновской кавалерии. Она позволила гневу ослепить себя, наслаждалась своим презрением и отвращением ко всему этому надутому, самовлюбленному выводку с золотыми галунами и пуговицами, но, как оказалось, полковник вовсе не был так слеп и глуп, как подсказывала ей ее гордыня.

Она почувствовала под ногами твердую землю, но так как все еще оставалась пленницей под тяжелыми складками плаща, не могла сделать и шагу.

— Садитесь, сеньорита! — пригласил полковник голосом, гладким, как шелк. — Пол немного сырой, но боюсь, что в данных обстоятельствах проявления моего гостеприимства несколько ограниченны.

Сент-Саймон взял у сержанта длинную веревку и, так как Тэмсин не откликнулась на его приглашение, тотчас же поло, жил ей руки на плечи и заставил сесть.

Снова ее сопротивление оказалось напрасным. Тэмсин и не стала сопротивляться, а просто покорно опустилась на пол и прислонилась к сырой стене. Снова эта поза! И она предалась мрачным воспоминаниям и размышлениям о своем переходе из огня да в полымя. Она мрачно ждала, когда англичанин прикрепит веревку к ошейнику, все еще болтавшемуся на шее, но, к ее облегчению и радости, вместо этого полковник нагнулся и связал ее щиколотки, свободный же конец веревки привязал к пряжке своей перевязи с саблей. Длина веревки позволяла ему довольно свободно передвигаться по замкнутому пространству, чего нельзя было сказать о Тэмсин, но это неудобство нельзя было и сравнить с унизительным «сидением на цепи».