Книга Когда мир изменился - Ник Перумов

Две четвероногие бестии развалило пополам, торчат из груды чёрного мяса белёсые рёбра; остальные каттакины попятились, злобно шипя.

…Сразу полдюжины рук попытались ухватить некроманта. Пальцы враз удлинились, клацнули когти, но ухватили лишь воздух. Мумифицированная голова надула вдруг щёки, выдохнула облако гнилостно-жёлтого, словно какой-то пыли; красные глаза так и сверкали.

Фесс уклонялся, свистела глефа, однако тянущиеся к нему руки-лапы вдруг обрели прочность рыцарских доспехов. Поднявшаяся над курганом тень неровными и неустойчивыми рывками приближалась к нему, то проваливаясь почти до самой земли, то вновь взмывая; летела она плохо, но всё-таки летела.

Нет на земле отпорного круга, не вычерчены магические фигуры, и лишь верная, как смерть, глефа свистит и поёт, плетя затейливые узоры в лунном свете.

Взмах, взмах, ещё взмах – поперёк драуга легла ещё одна дымящаяся, тлеющая полоса. Потом третья.

Троица каттакинов наконец набралась смелости – а может, их погнал вперёд приказ хозяина. Первого Фесс встретил размахом глефы, второго остановил руной, третьего…

Третьего пришлось просто пнуть.

И тотчас ему обожгло лодыжку.

Драуг распластался по земле, разворачиваясь жуткой многоногой гусеницей, где ножками служили человеческие посиневшие пальцы. Засеменил, проскользнул под лезвием глефы, со скоростью разящей змеи выстрелил жутко удлинившейся рукой, когти полоснули по голени некроманта.

Остриё одного пробило даже поножи толстой воловьей кожи, угодив точно меж нашитыми на него пластинами гнутого железа.

По щиколотке и ступне мигом стал расползаться леденящий холод.

– А-аргх!

На запах крови разом кинулись все трое оставшихся каттакинов. Сверху, развернувшись подобно тёмному покрывалу, рухнула летучая тень.

Некромант встретил их стремительным размахом наговорного железа. Глефа рассекла крылатую тварь надвое, та лопнула с сухим хрустом, рухнула, корчась, в кустах; самый умный каттакин резко развернулся, бросившись на неё, заурчал, пожирая.

Драуг оказался рядом, руки пытались вцепиться, подмять, прижать к земле; детская голова вновь надувала щёки.

Раненая нога отказалась повиноваться. Холод добрался до колена, и оно подогнулось.

Зубы некрокота рванули плечо, заскрежетали по железной подложке; тварь хрипло взвизгнула, закрутилась от боли, широко распахивая враз обуглившуюся пасть.

Некромант выпустил глефу, пальцы рук сплелись в странном жесте, резкий взмах – перед ним вспыхнула голубым руна, рухнула на драуга, оплела, подобно сети; голубые нити впились в мёртвую плоть там, где верхний слой уже пробило лезвие клинка.

Руна далась тяжело – морщинки на нестаром лице резко углубились, пролегли, словно трещины на камне от внезапного удара.

Он застыл на одном колене, тяжело, с хрипом дыша. Прямо перед ним корчился драуг, дёргался, скрёб руками-лапами землю, обламывая когти, но вырваться не получалось – голубые нити опутали его, врезавшись очень глубоко, рассекли кое-где кости, нетронутой осталась только голова.

Третий, последний каттакин решил попытать счастья ещё раз – ринулся на обессилевшего врага со спины, но нарвался лишь на высталенное лезвие серебристого кинжала. Из раны на груди брызнула тёмная жижа, не кровь, а именно жижа с одуряющим запахом тления.

Эфес кинжала вывернулся из пальцев некроманта, но своё дело он сделал. Некрокот лишь пару раз шагнул и рухнул замертво, широко распахнув жуткую пасть.

Его умный сородич, успевший расправиться с подбитой тварью, глянул на Фесса мутно-жёлтым глазом, потом на спутанного драуга – да и затрусил себе в заросли, явно не собираясь вмешиваться.

Некромант с трудом поднялся и тотчас согнулся, не в силах отдышаться. Мертвяк перед ним шипел и дёргался, пытаясь освободиться, – и голубые линии руны мало-помалу угасали, истончаясь.

– Сейчас… – пальцы сомкнулись на древке глефы. – Bàs ȧgůs sgɍiớs!

Над полем менгиров пронёсся тяжкий вздох. Земля дрогнула, приподнялась и вновь осела – кое-где камни и вовсе провалились. Руна полыхнула голубым в последний раз и угасла; драуг дёрнулся, оттолкнулся, прыгнул прямо на некромага, однако ещё в воздухе начал распадаться, разваливаться, разламываться по изначально прочерченным глефой трём дымящимся тлеющим шрамам.

Мертвяк рухнул к ногам Фесса слабо дёргающейся полуобугленной массой. Голова широко распахнула пасть, затрепетал по-змеиному раздвоенный язык.

– Врёшь, не успеешь!

Глефа уже занесена, и сияющий лепесток её клинка с размаху сносит верхнюю половину головы, пройдя аккуратно через оба глаза.

Это был конец.

Некромант ещё немного постоял, глядя на замирающие, словно у раздавленного таракана, конвульсии; а потом с трудом зашагал вниз по склону холма.

Ногу, за которую успел цапнуть мертвяк, надлежало обработать, и немедленно. С вершины доносились сдавленные взмыки и рыдания, но руки Фесса уже доставали из сумки скляницы с эликсирами, стилус, быстро чертили небольшую звезду – даже звёздочку о девяти лучах; раненую ногу он поставил точно в середину.

Такие раны надо врачевать прежде всего – не поможешь себе вовремя, и больше уже никому никогда не поможешь.

Зашипела мутная смесь, поднимаясь чёрным паром над раной, закипела прямо над глубокими отметинами мертвецких когтей. Некромант побледнел, заскрежетал зубами; но инкантация у него тем не менее получилась чистая и чёткая:

– Slànachadh ri thighinn!

И вылил на рану ещё один пузырёк – на нём изображена была голова белого дракона.

Все лучи магической фигуры вспыхнули, подобно опутавшей драуга руне. Светящийся туман закружился вокруг ран, втягиваясь в них – и осыпаясь вниз безжизненным голубоватым песком.

Лоб некроманта покрылся пóтом, однако рваные сочащиеся сукровицей углубления, оставленные когтями мертвяка, закрывались, оставляя лишь белесые, слегка впалые шрамы.

Тяжело выдохнув, поднялся. Чуть прихрамывая, зашагал к белому камню на вершине и спутанной фигуре на нём.

– М-м! М-м-м-ы-ы!

– Всё хорошо. Всё уже позади. – Широкий и короткий нож рассекал кожаные ремни, опутавшие пленника. – Всё кончилось – ого!..

Плащ развернулся, хлынула с жертвенника волна иссиня-чёрных волос, словно ворон уронил россыпь маховых перьев с благородным стальным отливом.

На некроманта уставились полные ужаса большие глаза, блестящие от слёз. Трясущиеся губы, точёный подбородок, высокие скулы и чистый лоб.

– Святые Стефания и Стефан, дев младых покровители, – вздохнул Фесс. – Вставай, бедолага. На вот, глотни, – и он отстегнул флягу от пояса.

Зубы застучали о край горлышка. Глоток, другой – дева поперхнулась, закашлялась, но это уже был живой кашель.