Книга Игра в саботаж - Ирина Лобусова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— В тюрьму на Люстдорфскую дорогу.
Анатолий похолодел. Об этой тюрьме рассказывали настоящие ужасы — о невыносимых условиях содержания, о жестоких порядках… Да и близость кладбища играла на руку любителям распространять страшные слухи…
Пожалуй, это было самое мистическое место города — между кладбищем и тюрьмой, дорога ужасов… И вот теперь ему предстояло отправиться в этот ад, в самую страшную неизвестность, точно по этой дороге — между кладбищем и тюрьмой… Между смертью и жизнью…
Лестница была извилистой, стены — выщерблены, и пока Нуна вели наверх, он все время думал о тех, чьи ноги истерли эти шаткие ступеньки. Сколько уголовников ходило по этим узким проходам, сколько судеб навсегда оборвалось в этих ужасных стенах? И вот теперь он в самой страшной уголовной тюрьме — кошмар, который не мог привидеться и во сне, потому что не снились ему такие сны. Его сны всегда были счастливыми.
Наконец, где-то в районе третьего этажа, где совсем извилистый лестничный пролет оборвался, не сменяясь другим, его вывели в длинный коридор с рядами одинаковых металлических дверей. В каждой из них было окошечко, забранное густой железной решеткой. Остановились где-то посередине. Конвоир глухо скомандовал:
— Руки за спину, лицом к стене.
Про руки было излишне, так как едва заключенного привезли в тюрьму, руки ему опять сковали наручниками. Нун повернулся так, как ему приказали. Щелкнул замок двери. С него сняли наручники и втолкнули внутрь камеры.
Он остановился на пороге, не зная, как себя вести, присматриваясь к новой для него обстановке. Самым первым и самым ужасным, что поразило его здесь, был запах. На него мгновенно пахнýло каким-то смрадным гнильем, и эти гнилые миазмы моментально забили ему ноздри.
Анатолий был очень утонченным, чувствительным и брезгливым человеком. Сколько себя помнил, всегда остро реагировал на запах. Плохо пахнущую еду ни за что не стал бы есть. Но здесь казалось, что эта камера гниет изнутри. И он не знал, даже не мог определить, что смешалось в этом ужасающем запахе: вонючие носки, человеческие испражнения, пот, запах несвежей пищи, застоявшийся воздух никогда не проветриваемого помещения… Страшно было даже представить, что отныне вся его жизнь будет проходить в этом аду.
Потом в глаза бросились нары. Камера была достаточно узкой и тесной, поэтому нары были устроены в три этажа. И — люди. Со всех нар на него смотрели люди с внимательными волчьими глазами, как будто они ощетинились, словно им подали сигнал опасности… Эти глаза были здесь повсюду. На мгновение у него мелькнуло страшное видение — даже в стенах и потолке, везде — только глаза. Он не понимал, как себя вести. Поэтому молча застыл на пороге.
Только позже Анатолий узнал, почему в камере было так много глаз. Тюрьма была переполнена, и в камеру, рассчитанную на шесть человек, забивали человек тридцать. Страшная скученность, антисанитария — все это создавало чудовищные условия, выжить в которых было настоящим подвигом. И еще он узнал (потóм, потóм — все было потóм!), что в тот самый первый момент он повел себя исключительно правильно. В тюрьме не выносили паникеров и болтунов. Правильным поступком было молчать.
— Принимай новенького! — крикнул конвоир ему в спину, и дверь захлопнулась.
К Анатолию подошел какой-то невысокий лысый мужчина средних лет.
— Статья? — прищурившись, спросил он.
Анатолий ответил. Мужичок презрительно скривился. Ткнул рукой в левый угол камеры:
— Последние нары возле стены видишь? На третий этаж полезай, наверх.
Нун подошел к нарам. Третий этаж был очень высоко, почти под потолком. Он закинул наверх котомку с вещами. Сердце на мгновение кольнуло — как же он заберется туда? Он никогда не занимался спортом, да и по жизни был тучным. Как же теперь? Однако выхода не было. Он уже собирался карабкаться наверх, но какой-то парень вдруг схватил сверху его котомку, причем с самым нахальным видом. Не растерявшись, Анатолий вырвал свои вещи из его рук.
— Посмотреть дашь, что там у тебя? Вдруг мне чего надо? — нагло прищурился парень.
— Нет, — твердо сказал Нун, бросая вещи обратно наверх.
Он был уверен, что парень полезет в драку. Однако тот, к его огромному удивлению, отошел. Сзади он услышал:
— Подойти сюда.
Анатолий пошел на голос. По самому центру камеры, на первом этаже, скрестив ноги по-турецки, сидел мужчина явно восточной внешности. Было ему не меньше пятидесяти. Коротко стриженные волосы были совсем седыми. Глаза выделялись жесткостью. Одет он был в теплый, очень приличный спортивный костюм, да и сзади него виднелось довольно дорогое новое стеганое одеяло. Оно очень отличалось от тех ветхих тряпок, которые были наброшены на все остальные нары, в том числе и на место Анатолия.
— Садись, — мужчина небрежно хлопнул ладонью по койке. — Меня зовут Эльмир. Как тебя величать?
Нун назвался. Мужчина кивнул, затем спросил:
— Из-за чего в политику влез? Чем зарабатываешь на жизнь?
— Ничем, — Анатолий старался отвечать спокойно, не показывать дрожи в голосе. — Я писатель.
— Писатель, правда? — оживился Эльмир. — Что же ты написал?
— Роман, — Анатолий отвел глаза в сторону, — о Моисее.
— Значит, хорошо знаешь Библию?
— Нет. Меня интересовало другое.
— Писатель… Писателя у нас еще не было. А я вот стихи пишу. Плохие, конечно.
— Ну, это не вам судить. Тем, кто читать будет.
— Правильный ответ, — Эльмир кивнул. — Ты вот что, писатель. Слушай сюда внимательно. Я тут главный. Если вопросы какие — сразу ко мне. Сам держишься тише воды, ниже травы. На рожон не лезь, со своим уставом не пробуксовывай. Никого трогать не будешь — и тебя оставят в покое. Я сказал.
— Я понял, — кивнул Анатолий.
— Это верно, понимай, — Эльмир вперил в него тяжелый взгляд неподвижных темных глаз. — Ну, лезь наверх. Понадобишься, позову.
Нуну не надо было повторять дважды. Кое-как он вскарабкался под потолок. На удивление, продавленная сетка нар оказалась удобной, а матрас — мягким. Он закрыл глаза и не заметил, как заснул.
Проснулся он от странного шума, который раздавался сразу со всех сторон. Несмотря на то что было три часа ночи, в камере никто не спал. Люди переговаривались, группками ходили туда-сюда, зачем-то стягивали с кроватей одеяла. Анатолий догадался, что именно ночью начинается настоящая жизнь.
Говорили все на каком-то странном жаргоне, которого он абсолютно не понимал. А потом, плюнув про себя, перестал даже прислушиваться. Прикрыл глаза, стараясь снова уснуть. Но дальше произошло невообразимое.
Со второго этажа за ноги сдернули какого-то мужчину, бросили на пол. На мгновение в воздухе мелькнули черные взъерошенные волосы, Анатолий это увидел. Затем на него начали набрасывать одеяла. А потом…